Если мы хотим получить более основательные данные о чувственных взаимосвязях, то все, что обозначено как телесная схема, мы должны рассматривать в более широкой антропологической связи, чем это делалось до сих пор. Решающую точку зрения составляет воззрение, что развитие ребенка, как и его инкарнация, не могут быть поняты только как телесный процесс, как осуществление телесного становления. Индивидуальное формирование телесности, в некотором смысле оболочки, является основой для всех тех шагов развития в конце первого семилетнего периода, которые останутся непонятными, если их рассматривать только как чисто телесное развитие человека.
Описанные здесь взаимосвязи мы можем значительно углубить, сделав замечание относительно памяти. В этом возрасте, о котором здесь шла речь, происходят превращения, которые могут быть поняты только как отражение вновь приобретенной телесности. Штайнер рассматривает память – ту, что проявляется у ребенка до смены зубов, как устроенную совсем иначе, находящуюся больше в связи со специфичным видом подражания, свойственным этому возрасту; она отличается от памяти ребенка школьного возраста, т.е. после смены зубов. Встает вопрос, каковы особенности этой памяти до смены зубов, о которой сказано, что более поздняя память происходит от нее.
Ответ таков: «Она у ребенка является еще привычкой. У ребенка, который усваивает посредством подражания, вырабатывается внутренняя, тонкая привычка, когда он воспринимает слова, и из привычки, особым образом сформированной привычки, которая пока еще имеет более телесные свойства, образуется то, что позже, начиная со смены зубов, становится душевной привычкой, памятью».
Мы видим здесь снова подобный же процесс. Память встает в свободные отношения к временному, поскольку телесное организуется иным образом, и так приобретается новая способность. Посредством голого усовершенствования телесного состояния маленького ребенка такой шаг сделать невозможно, другое тело – «субстанция» – должно принять определенную форму, должно родиться. В измененной временной жизни находит свое выражение этот шаг телесной самостоятельности, независимости, во всяком случае, другого телесного бытия. Это выражается в «скачке сознания», о котором шла речь выше, в связи с новой пространственностью телесной схемы.
Все это находит толкование и становится понятным в смысле «рождения эфирного тела», как это описано Рудольфом Штайнером, хотя это рождение означает несравненно большее, чем описано здесь. Когда ребенок приобретает – хотя и остающуюся бессознательной – основу восприятия своей телесности как чего-то «подвижно-ограниченного», он приобретает это благодаря тому, что образует или рождает телесную оболочку, так что мы можем видеть в этом только пространственно-временной процесс обретения самостоятельности. Ребенок становится, тем самым, в более глубоком смысле гражданином Земли, чем до этого. Этот пространственно-временной процесс обретения самостоятельности следует понимать как выражение действующей в подрастающем ребенке и все более заявляющей о себе духовной индивидуальности, его Я. Здесь перед нами грандиозное событие, которое не могло бы состояться без индивидуальной человеческой жизни. А именно, если бы те шаги в пространстве и времени, которыми мы здесь занимаемся, были бы в строгом смысле телесными процессами, если бы они, по своему внутреннему характеру, в своем течении чисто физического вида с необходимостью вели бы к полной противоположности пространственно-временного обретения самостоятельности, то последствием этого была бы утрата индивидуальности и своего Я. В этом лежит также причина того, почему все педагогические и лечебно-педагогические устремления, которые так или иначе исходят из сравнимости в педагогическом отношении человека и животного, проходят мимо той точки зрения, которой они, собственно, должны руководствоваться. А именно, животное никогда не делает в этой форме шага к обретению самостоятельности, который выражается в «формуле» рождения эфирного тела, он чужд его природе группового или родового существа.
Всякие рассуждения о том, как человек может поставить себя в соответствующие отношения к своему телу, должны принять во внимание в качестве дальнейшего шага те душевные переживания и ощущения, которые могут воспламениться посредством четырех телесных чувств. Хотя в отдельных главах, посвященным телесным чувствам, Кёниг, опираясь на указания Штайнера, подробно описал соответствующие душевные впечатления, все же я, чтобы создать общее впечатление, еще раз постараюсь представить их во взаимосвязи. Ибо поскольку Кёниг замечает (как я уже упоминал выше), что «ткань телесной схемы» образует взаимодействие четырех телесных чувств, и поскольку мы считаем, что тем самым указано на становление новой телесной оболочки, посредством которой определенным образом может познаваться пространственно-временная ограниченность собственного бытия и его содержательное отношение к окружающему миру, постольку мы непосредственно познаем, что совокупность четырех душевных переживаний, соответствующих отдельным телесным чувствам, имеет при этом большое значение.
Однако эти рассмотрения должны учитывать особое положение, которое занимают телесные чувства в общей чувственной сфере. В отличие от всех остальных чувств, им присуще свойство метаморфозироваться в способности или способствовать тому, чтобы в человеке образовывались определенные способности. Эти способности совсем другого рода, чем прямое осязательное восприятие и восприятие собственного движения, жизненных процессов и равновесия. Но они могут восприниматься как результат непосредственных телесных переживаний и, согласно представлению Штайнера, имеют двойственную природу.
Прежде всего, это касается определенных образований понятий, которые делают возможным постижение пространственного и временного в их абстрактности, как идеи в математике и логике. В то же время они выступают как непонятийный, остающийся более или менее бессознательным, внутренний опыт, который также исходит от телесных чувств и который распространяет свое действие там, где можно говорить о переживаемом пространстве и переживаемом времени. Другими словами, последний конституирует здесь не понятийно-абстрактные, непонятно действующие, фактические и переживаемые индивидуальные пространственные и временные качества. Без учета этих превращений телесных чувств отношение подрастающего ребенка к своему телу остается непонятным. Соответствующие шаги в развитии приходятся на начало второго семилетнего периода.
Лауер настаивает на том, что восприятия в области телесных чувств носят более или менее бессознательный характер. Причина этого лежит в том, что их восприятия всегда, до определенной степени, сопровождаются деятельным бытием; волевой элемент, связанный с этой деятельностью, обусловливает эту бессознательность. Однако отношения в этом смысле для отдельных телесных чувств несколько различаются. Так, например, восприятие движения – посредством собственного движения – более связано с деятельным бытием, чем чисто осязательное переживание, поскольку взаимное влияние того, что воспринято, в нашем случае движения, и чувственного процесса восприятия, здесь чувства собственного движения, для различных чувств имеет разную меру. Эту ступенчатость Кёниг представил в виде схемы.
Влияние более или менее нарушенного чувственного восприятия на воспринимаемый процесс сильнее всего проявляется при движении и равновесии. Когда Кёниг указывает на важность того, чтобы акт восприятия телесными чувствами рассматривать как интегральную составную часть воспринятого, то он имеет в виду основополагающий процесс именно в отношении «образования второго гештальта».
В элементе бессознательности в отношении телесных чувств мы должны искать исходный пункт того, что из них могут исходить превращения, которые затем проявляются как способности. С одной стороны, как было показано, путь ведет в область геометрии, математики и логики. Способность осуществить все необходимые для этого понятийные образования порождается бессознательными восприятиями в области телесных чувств, которые принимают эти преобразованные формы. Однако они не несут в себе явных признаков своего происхождения, но открываются только углубленному познанию человека. В отношении дальнейшего значения этой метаморфозы можно указать на описания Пауэра.
Иначе дело обстоит с тем процессом превращения, которым мы особенно занимаемся здесь, и описание которого мы находим у Кёнига. Здесь речь идет не о появлении различного рода понятийных образований или способности к их образованию, скорее мы имеем дело с противоположностью описанной выше первой метаморфозы, а именно, со способностью познавать себя как телесно ограниченное существо, не погружаясь при этом в материальность собственной телесности. Тем самым тело не остается для меня чем-то внешним, но также и не «поглощает» меня; для этого опыт телесных чувств в метаморфозированной форме нужно связать с тем, что как освободившееся тело образующих сил, как «второй гештальт», рождается с началом процесса смены зубов.
Прежде чем мы снова рассмотрим, о каких ощущениях, исходящих из телесных чувств, идет при этом речь, желательно еще раз вернуться к уже упоминавшейся ранее основополагающей точке зрения. Это указание на чрезвычайно важный шаг развития, который состоит в том, что эти четыре ощущения сливаются в единый общий настрой нашего телесного самочувствия. Ибо то целое, которое образуется в результате этого процесса сплавления, составляет необходимый исходный пункт для всякого дальнейшего развития, которого еще не достиг ребенок или подросток, но которого он достигнет, переходя от первого ко второму семилетию.
Образование второго гештальта и формирование этой четверицы в общую основу восприятия нашего телесного бытия, представляет собой замкнутый в себе процесс. Если попытаться оба мыслить совместно, то заключенное в них величие и важность выступят пред нами самым впечатляющим образом. Каждый ребенок, прошедший такое развитие, должен вызывать в нас чувство благоговения. Вряд ли есть что-либо сравнимое с глубиной рассматриваемого нами явления, которого не бывает в животном мире.
Это может нам открыть дальнейший аспект всего того, что связано с «образованием второго гештальта». Когда я сказал, что телесные чувства дают этим явлениям «действительность», я имел в виду указать именно на это. Одно из них, исходящее из переживания осязания – используя формулировки Штайнера – это «бытие, пронизанное чувством Бога», «общей мировой субстанциальностью», «бытием как таковым». Посредством чувства жизни человек может ощутить себя как «наполняющую пространство телесную самость», как «целиком внутреннее». Чувство движения добавляет к этому «то чувство свободы, которое дает человеку ощущение себя как души: ощущение собственного свободного душевного существа». Наконец, действие чувства равновесия, которое через все изменения дает непрерывное ощущение внутреннего покоя и надежности собственной самости, «то, что нас делает независимым от времени», что означает «независимость от телесности», и, в завершение, «ощущение себя духом». При этом здесь имеется в виду время, и телесность более в их внешней форме проявления. Благодаря силам четверицы, ставшей теперь видимой, человек не отождествляет себя с телом, но живет в нем и посредством него. Это почва, которую должна обработать лечебная педагогика, чтобы она стала прозрачной для индивидуальности подрастающего ребенка, для его врастания в окружающий мир, участвующий в его формировании.
Нужно оценить как существенный вклад в лечебно-педагогическую область то, что Кёниг еще более десяти лет тому назад рассматривал эти отношения с точки зрения различного рода нарушения развития. Тем самым открылся новый доступ к пониманию отклонений детского развития, более непосредственный, чем конвенциональные суждения, чем те или иные методы тестирования. Здесь открывается нам нечто, что совсем в другом смысле, чем обычно понимается, можно назвать глубинами психологии. Это на самом деле глубины детского телесного развития, которые проявляются таким таинственным образом и помогают формировать отдельные черты образующегося пространственно-временного сознания или, во всяком случае, создавать для этого предпосылки. Хотя Кёниг, по-видимому, сделал только первые шаги, все же именно в открытии этого пути лежит нечто исключительно плодотворное для будущих исследований. Здесь дана также точка привязки для диагностических шагов в лечебно-педагогической области, которая заведомо может содержать в себе указания для терапевтических возможностей.
Дети, нуждающиеся в душевном уходе, чтобы найти самих себя и, в то же время, занять подходящее им место в человеческом обществе, нуждаются в том, чтобы в них развивали и культивировали все то, что вообще есть в человеке творящего. Это творчество не несет в себе никаких абсолютных ценностных масштабов, его можно успешно развивать как в простейшем, так и в более важном и значительном. Выступление человеческого самопонимания у каждого ребенка с нарушением развития определяется тем, чтобы создать условия, когда во всем, что он делает, он мог бы раз за разом познавать свое творящее существо. Это может выражаться в простых рисунках, в маленьких музыкальных пьесках, в изготовлении незначительных поделок, в еще несовершенных театральных постановках. Это постепенное пробуждение собственной творческой силы является процессом, который тесно связан с вопросом об отношении к собственному телу. Творческий элемент в ребенке получает мощный толчок вследствие освобождения тела образующих сил и связанного с этим изменения собственных телесных отношений.
Нарушение в развитии означает, в сущности, то, что освобождение от собственной телесности, в описанном здесь смысле, происходит не полностью. Решающий пункт детского развития (можно сказать – «инкарнации»), нужно искать в том, что помимо физического тела образуется вторая телесная оболочка, которая и является истинным местом индивидуального развития. Всякое преодоление или исправление различных нарушений большей частью состоит в том, чтобы побудить ребенка сделать очередной шаг к такому освобождению от своей телесности. Только так можно пробудить и укрепить в нем область творческого.
