Вторгаясь через Египет и Малую Азию в самое сердце азиатского континента, армии Александра Великого несли на своих копьях нечто большее, чем всесокрушающую силу своего полководца. Не уступали военному могуществу и, безусловно, превосходили его своей долговечностью идеи, которые несли с собой греческие воины. Подобно волнам прилива, они вместе с наступающими войсками неумолимо проникали вглубь континента, сметая на своем пути барьеры интеллектуальной отчужденности и культурной обособленности. Жители Средиземноморского бассейна, долины Инда и даже суровых нагорий Центральной Азии, неожиданно почувствовав себя членами единой человеческой семьи, раскрыли сокровищницы накопленных знаний и опыта.
В то время как греческая культура оказывала неизбежное влияние на народы, подпавшие под власть Эллады, греки в свою очередь знакомились с новыми для них философскими системами и укладами жизни. Но взаимное обогащение идеями в ходе этого обмена принесло свои плоды уже после того, как ветры истории развеяли прах империи Александра Македонского.
Завоевания Александра вызывали столкновения культур, подобно тому, как это произошло примерно пятнадцать столетий спустя, во время крестовых походов, когда мощный поток идей вырвал Европу из тьмы Средневековья к сияющему Возрождению.
В самой Греции, словно пришпоренной Александром и его македонцами, произошли глубокие перемены, как будто мощный взрыв высвободил огромные запасы энергии. Безучастная созерцательность уступила место активным творческим поискам. Абстрактные философские учения в значительной степени утратили влияние на науку. Искусство, литература и политические науки в Греции находились в известном застое, зато в естественных науках — математике, астрономии, механике и анатомии — развернулась бурная деятельность. Особенно это стало заметно после смерти Александра в 323 году до н.э., когда его империя распалась.
Самые большие части империи Александра Македонского поделили между собой его военачальники. Персия попала в руки Селевка, который основал династию Селевкидов. Египет отошел к Птолемею, человеку необыкновенно умному, одаренному, искушенному в различного рода политических интригах.
В столице Египта Александрии Птолемей I основал Музей — заведение, посвященное музам. Музей, получавший поддержку государства, был предназначен для обучения, исследовательской работы, писательского труда и преподавания. К работе привлекались самые блестящие представители той эпохи. Ученые разных стран считали своим долгом сообщать в Музей о своих теориях и проводимых экспериментах.
Одновременно с Музеем была основана огромная библиотека. В ней были собраны рукописи со всего света, которые затем переводились на греческий язык и предоставлялись в распоряжение ученых. Так, Александрия превратилась в хранилище человеческой мудрости, изложенной на бумаге, и на какой-то период — в источник славнейших достижений человеческого разума.
Александрийские ученые, свободные от метафизических пут, все свои гипотезы проверяли на практике. Именно благодаря этому наука в Александрии продвигалась вперед семимильными шагами и достигла уровня, который на протяжении почти двух тысячелетий оставался непревзойденным! Среди великих александрийских преподавателей и их учеников были: Евклид — основоположник геометрии, Эратосфен, который измерил диаметр Земли и ошибся при этом лишь на 50 миль, Гиппарх, составивший карту звездного неба и каталог звезд, Геро — создатель первой паровой машины и Архимед, заложивший основы механики и считавший, что имея точку опоры и достаточно длинный рычаг, можно перевернуть земной шар.
Первым александрийским исследователем Реки жизни был Герофил, который, по преданию, приходился внуком Аристотелю. Герофил родился около 330 года до н.э. в Халцедоне, бифнийском городке в Малой Азии, а медицину изучал на острове Кос, в цитадели Гиппократа.
Учителем Герофила был известный анатом Праксагор, который однажды при вскрытии трупа обнаружил различие между венами и артериями. Герофил учился блестяще. Заинтересованный рассказами о свободе мысли и экспериментов, которую Птолемей даровал ученым, он приехал в Александрию, где вскоре завоевал репутацию одного из величайших анатомов своего времени.
Герофил получил разрешение вскрывать человеческие трупы — привилегия, которой до него пользовались лишь немногие исследователи. У большинства народов мира, включая греков, эта операция была и продолжала оставаться под запретом. Даже великий Аристотель вынужден был делать свои выводы об анатомии человека только на основе изучения трупов животных. По мнению Герофила, человеческий организм — создание совершенно уникальное и, хотя в некоторых отношениях он может походить на организм животных, но обладает множеством черт, присущих только ему одному. Поэтому, чтобы познать человеческий организм, надо изучить его.
Птолемей согласился с этими доводами и приказал передавать Герофилу для исследований трупы казненных преступников. В Египте по-прежнему было распространено бальзамирование, и вскрытие трупов являлось неотъемлемой частью этой процедуры. Однако к вскрытию повсюду относились резко отрицательно. Из уст в уста передавались скандальные истории с целью ославить Герофила, Птолемея и всех, кто в той или иной мере был причастен к вскрытиям. Если верить одной из сплетен, имевшей хождение свыше шестисот лет спустя, во II веке н.э., Герофил якобы вскрыл около шестисот живых преступников, а Птолемей с садистским удовольствием наблюдал за его экспериментами. За знаменитым анатомом древности укрепилось даже прозвище «Герофил-мясник».
Несмотря на более поздние искажения, работы Герофила представляют собой важнейшую веху в длительном процессе познания физической природы человека. Одним из выдающихся достижений ученого было, например, открытие истинной природы нервов. До Герофила греки считали нервы разновидностью кровеносных сосудов. И только Герофил сумел доказать, что нервы являются частью системы, которая передает чувства и контролирует движения, и в которую входят головной и спинной мозг. Он считал головной мозг центром нервной системы, органом мышления и представил анатомические доказательства несостоятельности метафизических выводов Платона и Аристотеля, утверждавших, будто бы источник умственной деятельности находится в сердце.
Попытки Герофила выяснить природу крови и кровообращения, как правило, были тщетны, однако ему все же удалось сделать важный вклад в изучение Реки жизни: Герофил открыл пульс, существование которого, правда, признавали уже древние китайцы и египтяне, а также подтвердил его значение для диагностики заболеваний.
Определив, что пульс связан с кровеносными сосудами, Герофил попытался анализировать колебания стенок сосудов при сокращении и расширении. С помощью водяных часов он установил частоту пульса при различных условиях. Полученные сведения в сочетании с данными о таких свойствах пульса, как наполнение и ритмичность, помогали Герофилу ставить правильный диагноз.
Герофила буквально зачаровывала изменяющаяся частота пульса, и ему удалось классифицировать различные виды пульса; дать каждому особое название. Одно из них — «скачущий» пульс — до сих пор в ходу у медиков.
К глубокому сожалению, после стольких важных открытий Герофил свернул с прямой дороги на извилистую тропку, которая завела его в тупик. Поскольку ритм связан с музыкой, Герофил решил, что при исследовании пульса могут быть применены теории музыкального строя и гармонии для суждения о факторах, воздействующих на состояние организма. Результатом подобного мистического подхода было столь запутанное учение о пульсе, что в нем могли разобраться лишь врачи, бывшие искусными музыкантами.
Несмотря на все мастерство и живость воображения, несмотря на предоставленную Птолемеем свободу действий, Герофилу так и не удалось избавиться от влияния школы Гиппократа, в лучших традициях которой он был воспитан. Он не только поддерживал гуморальную теорию, но даже верил, что в одном из уголков сердца заключена душа.
И только поколением позже на долю Эразистрата выпало отвергнуть некритическое восприятие традиций и в значительной мере претворить в жизнь те возможности, которые открывались перед ученьями александрийской эпохи. Человек во многих отношениях необычный, Эразистрат разработал совершенно новый подход к медицине. Если бы его теории восторжествовали, человечеству, возможно, на тысячу лет быстрее удалось бы добиться успехов в борьбе против болезней.
