Догадка вспыхивает

Утром перед операцией я все еще сомневался — правильное ли решение я принял. Скоро будет поздно менять его! С одной стороны, когда все будет кончено, Делберт может выздороветь. С другой стороны, его может парализовать, он может получить менингит... или даже умереть! Но если оставить сгусток кальция там, где он есть, он может вырасти, и его все равно придется удалять: ведь его присутствие может позже вызвать паралич... может быть. Так или иначе, ясного ответа в случае с Делбертом я не видел.

Джим и я встретились в ординаторской. Мы обменялись любезностями, потом облачились в халаты и отправились в операционную, чтобы решить, в какой позе должен будет находиться наш пациент во время операции. Делберта посадили в кресло, привязали ремнями для анестезии, нагнув его голову вперед таким образом, чтобы задняя часть его шеи была вытянута и зафиксирована. В такой позиции его погрузили в глубокий наркоз. Специальные мониторы фиксировали сокращения сердечной мышцы и каждый вздох больного. Все, что оставалось делать, — смотреть на монитор и наблюдать за состоянием пациента.

Джим и я пошли к раковинам мыться. Я продолжал мучиться сомнениями, насколько оправдана эта операция — но единственное, что я мог сделать, — высказать свои сомнения насчет исхода операции. Когда мы помылись, то есть стали идеально стерильными от кончиков пальцев до локтей, мы вошли в операционную, где на нас надели хирургические халаты и перчатки. Час «икс» настал.

Делберт перестал быть человеком. Он превратился в красноватую полоску кожи два дюйма в ширину и пять дюймов в длину. Мне персональное к нему отношение было на время нейтрально: когда оперируешь, то приходится абстрагироваться от мыслей, что режешь живого человека. Концентрируешь внимание на операционной поверхности, которая кажется не принадлежащей определенному человеку. Я сделал это. Теперь я стал первым ассистентом хирурга, и если бы Джим захотел, чтобы я встал на голову и начал чистить зубы, распевая «Звездно-полосатый флаг», я бы приложил к этому все усилия.

Джим сделал вертикальный разрез посередине задней части шеи Делберта. Я всегда восхищаюсь — как профессионально хороший хирург может рассчитать воздействие скальпеля, чтобы разрезать только кожу, не повреждая более глубокие ткани. Я орудовал электроприжигателем, останавливая незначительное кровотечение из мелких кровеносных сосудов кожи. Второй разрез прошел сквозь связки на задней стороне шеи. После того как я прижег еще несколько кровеносных сосудов, мы начали осторожно отделять очень крепкие связки от костей позвоночного столба на задней стороне шеи. Пока Джим занимался связками, я работал специальными крючками, позволяющими растянуть окружающие ткани, мешающие Джиму. Следующее, что нам пришлось сделать, — раздвинуть задние части костных позвонков в середине шеи, чтобы добраться до сгустка кальция, который мы обнаружили на оболочке внутри спинального канала. Эта оболочка полностью окружена костной тканью.

Все позвонки на спине человека составляют некий канал, идущий от основания черепа к копчику. В передней части канала находится поддерживающая часть позвонка, которая называется телом (позвоночное тело). Ваш позвоночный столб — это своего рода труба, состоящая из позвонков, а между любыми двумя позвонками располагается более мягкий межпозвоночный диск, позволяющий смягчать удары, он же позволяет осуществлять сгибательные и вращательные движения спины. В целом канал является надежным «хранилищем» спинного мозга, который простирается от головы до копчика.

Внутри спинального канала существует система оболочек, которая также защищает спинной мозг. Эта система оболочек содержит в себе кровеносные сосуды, пронизывающие и спинной мозг, и его нервные корешки. Эта система оболочек — трехуровневая. Наружный слой называется dura mater — твердой мозговой оболочкой; средний слой называется паутинистой оболочкой; внутренний слой называется мягкой (сосудистой) мозговой оболочкой. Между всеми слоями находится жидкость, которая смазывает оболочки, чтобы они легко скользили друг по другу, когда вы сгибаете или разгибаете спину. Жидкость, которую называют «цереброспинальная», несет питательные вещества и выводит из организма продукты распада. Эта система оболочек официально называется менингеальной. Когда она инфицируется или воспаляется, возникают такие сильнейшие боли, что их даже трудно себе представить. Такая болезнь называется менингит. Она может быть смертельной или привести к инвалидности.

Наружный слой мозговых оболочек плотный и влагонепроницаемый Он защищает все, что находится внутри, и полностью покрывает головной и спинной мозг. Как раз на наружной поверхности этой твердоіі мозговой оболочки и располагался у Делберта тот самый сгусток кальция размером с гривенник. Раз сгусток находился на наружной поверхности менингеальной системы оболочек, мы хотели удалить его, не проткнув и не порезав ни одну из оболочек. Было решено, что Джим очень осторожно соскребет сгусток кальция, пока я постараюсь удерживать этот участок твердой оболочки максимально неподвижно. Если мне удастся справиться с этой задачей, Джим не порежет оболочку.

После того как мы раздвинули цервикальные позвонки, перед нами предстала во всей своей сияющей славе dura mater - твердая мозговая оболочка. Прямо из центра операционного поля на нас смотрел сгусток кальция. Хирургическая сестра вместо меня стала отводить мышцы и другие ткани в сторону, а я вооружился парой зажимов, взяв по одному в каждую руку. Теперь моей задачей стало удерживать твердую мозговую оболочку неподвижно, пока Джим очень осторожно будет удалять сгусток кальция. Все шло хорошо до того момента, как я попытался остановить движение оболочки. Но она не удерживалась в неподвижности, что бы я ни делал. Оболочка продолжала двигаться вперед-назад довольно медленно, но ритмично и безостановочно. Не стану пересказывать подробно разговор, который состоялся у нас с Джимом, скажу лишь, что он в основном состоял из упреков в мой адрес, что я не способен сделать простейшую вещь. Я же бросил несколько резкостей в адрес того, кто считал, что это очень просто. Но моя гордость была уязвлена, я находился в замешательстве от своей беспомощности. Параллельно мне стало очень любопытно: что же это за странный феномен я наблюдаю? В конце концов, Джим все-таки удачно удалил сгусток, не повредив поверхности оболочки, несмотря на постоянное ее движение. Обнаружилось, что подобное движение твердой мозговой оболочки, с которым я так тесно соприкоснулся во время операции, было новым для всех в операционной. Оно не было синхронным с дыханием Делберта. Этот факт ясно показывал дыхательный аппарат. Он не был синхронным с сердцебиением (пульсом), что прекрасно было видно на мониторе, где отображалась сердечная деятельность. Мы наблюдали совершенно другую ритмическую систему в организме, совершающую примерно десять кругов (движений в одном и другом направлении) в минуту, и казалась она очень надежной и последовательной. Ни я, ни нейрохирург никогда не читали о подобном ритме, точно так же, как анестезиолог, хирургические сестры и практикант. Все, что я понял, — это что нам удалось заглянуть в своеобразную «сердцевину» или «ядро» организма Делберта.

Я оказываюсь «на крючке» и знаю это

С того момента как я посетил Делберта, который лежал на полу гостиной в крови и рвотных массах, моя жизнь начала меняться. Сначала Делберт заставил меня понять, что не стоит принимать быстрых решений. Затем я вынужден был почувствовать себя на какое-то время виноватым из-за того, что я слишком быстро заключил, что причиной болезненного состояния пациента был алкоголизм. Потом Делберт познакомил меня с редкой формой паразитической инфекции и показал, что она может сделать с человеком. Позже с помощью Делберта я понял, что крупные медицинские центры не всегда все знают и умеют, так как специалисты этих центров не сумели определить диагноз больного. Диагноз подсказала Джиму его интуиция. Я начинал понимать, что существует некое противоречие между аналитическими умозаключениями и интуицией. Мне пришлось изрядно помучиться, прежде чем согласиться провести цервикальную миелограмму, а потом и операцию. Делберт показал мне, что это его выбор, не мой. Он сам оценил соотношение риска и успеха. Я мог рекомендовать, но не мог приказать ему сделать что-то. Делберт научил меня уважать его права, права человека.

Потом, во время операции, Делберт дал мне возможность взглянуть на нечто, что позже стало называться краниосакральной системой. Произошло так, что моя гордость оказалась задета: я был в замешательстве, что не смог удержать твердую мозговую оболочку в неподвижности. Делберт возбудил во мне дополнительное любопытство. Отчасти из-за своей гордости и замешательства, отчасти из-за природной любознательности я не мог забыть зрелища твердой мозговой оболочки, постоянно двигавшейся вперед и назад, пока я пытался удержать ее. Это было запоминающееся зрелище. Чудо из чудес! Мне выпала привилегия первым увидеть, как выглядит еще не открытая тогда система организма. Позже выяснилось, что это совершенно самостоятельная система, такая же, как кардиоваскулярная, пищеварительная или любая другая система.

Спустя несколько месяцев ступни Делберта полностью очистились, он чувствовал себя превосходно. Я, конечно, не понимал связи между этим фактом и движениями твердой мозговой оболочки, но был уверен, что позже выясню это. Кажется, только несколько месяцев назад я увидел рекламу в журнале по остеопатии, приглашавшую всех желающих на пятидневный семинар по краниальной остеопатии. Я смутно представлял себе, что остеопаты — это специалисты, имеющие дело с костями черепа. В то время я считал, что у взрослых все кости черепа скреплены вместе и неподвижны, а череп такой же крепкий, как кокосовый орех.

Я смирил свое неверие в подвижность костей черепа и пошел на семинар. Собственными руками я почувствовал движение костей и понял, что движение это каким-то образом связано с независимым движением твердой мозговой оболочки, которое вызвало наше замешательство в тот момент, когда мы оперировали Делберта.