Говоря о долгожителях, подавляющее большинство людей пишет и рассказывает о своих мамах. Это что-то вроде поверия. Та же Зинаида Ивановна в своем рассказе упоминает о 93-летней жительнице села Павловска Пивоваровой Галине Геннадьевне, которая еще в 85 лет писала статьи в местную газету, в 70 прыгала со скакалкой, и, несмотря на возраст, по сей день отправляется одна гулять в лес.
А теперь хотелось бы представить рассказ Лелюйко Зинаиды Ивановны о своей матери-героине-долгожительнице.
Моя мама, Ганова Евдокия Никифоровна, родилась в большой крестьянской семье 20 мая 1910 года. Ее матери в ту пору исполнилось уже 40. Росла единственной помощницей — в семье были только мальчики — поэтому рано научилась всему: хлеб печь, коров доить, косить, шить, вязать, ткать.
Во время коллективизации вступила в колхоз, в войну работала комбайнером. В зимнее время с золовкой катала валенки колхозникам. А потом и отца научила. В войну и после войны сама сено косила корове, на той же корове и возила его. Да столько навозит, что даже оставалось. И нас приучала работать.
Моя мама смело бралась за любую работу и всему научилась. Даже сейчас может подсказать, как сложить печь, построить баню, что-то сшить, связать. В 70 лет она, никому не сказав, крышу на бане перекрыла. Даже лен в молодости выращивала, а потом ткала из него полотенца. Такие тонкие, мягкие, белые получались. Ткала из шерсти ковры с ворсом и без него.
В 61 год ей поставили диагноз: «рак желудка». Желудок-то у нее болел смолоду: наверное, «наследство» от отца — он страдал язвенной болезнью.
Весной ей полечили гастрит в больнице, а за лето у нее выросла опухоль и закрыла выход из желудка. Похудела на 20 кг. Прооперировали в онкодиспансере, диагноз подтвердился.
Очень тяжелая была после операции. Остались от желудка какие-то крохи — весь почти удалили. Через 3 месяца там же провели химиотерапию и снова привезли домой на носилках. Отец уж думал, что останется один.
А она у нас полна оптимизма. Если чем заболеет, говорит: «Не поддамся». Первые 3 года я еще возила ее в онкодиспансер на плановый осмотр.
Пока сидишь около кабинета, чего только не наслушаешься. Все стонут, охают, жалуются. А она молчит. Выйдет из кабинета: «Пойдем отсюда, мне врач сказал — у меня все хорошо. Еще 10 лет суп буду деду варить».
В 80 у нее появились какие-то боли в животе. Я снова повезла ее в онкодиспансер. Так врачи — и тот, который делал ей операцию, и тот, который проводил химиотерапию, смотрели на нее, как будто она пришла с того света. Столько было расспросов: и чем питалась, и какой режим, и что пила.
Живет мама одна, ни к кому из детей идти жить не хочет.
Помогаем ей только сажать огород, а поливать, полоть она нас не ждет — все сама.
Волосы у нее черные — седых совсем мало.
Я не видела, чтобы она когда-то плакала или о чем-то горевала. Если что-то потеряет, скажет: «Я все равно не носила». Валенки моль подпортила: «Куда мне в них теперь ходить, все равно не нужны».
Ест все, но мало, зато часто.
Молоко — только летом с ягодой. Летом на столе у нее всегда много фруктов — старшая дочь живет в Киргизии — присылает. Ест много овощей, тыкву, морковь, свеклу. Очень любит редьку.
В бане парится березовым веником до сих пор.
Врачей уважает, говорит: «Надо же хоть раз в году врачу показаться». Весной обязательно еще по совету лечившего ее онколога принимает витамины — проводит специальный курс. Из лекарств дома держит сердечные и таблетки от головной боли.
Очень общительна. К ней ходят все соседи: кто за советом, кто посидеть. Зимой собираются у нее на посиделки. Тут и пенсионеры, и те, кто помоложе. Все, как правило, жалуются на здоровье. А мама только и скажет иногда: «Куда силы-то делись?!».
