Краниальная остеопатия

То, что пальпация превратилась в прием энергетической меди­цины, заслуга Уильяма Г. Сазерленда. Пройдя обучение в Колледже остеопатии в Кирксвилле, штат Миссури, Сазерленд много раз имел дело со знаменитой моделью «расчлененного» черепа ― наглядным пособием, которое можно и нужно было разобрать на отдельные че­репные кости, чтобы потом сложить в правильном порядке. Таким образом, студенты знакомились со сложной организацией черепных швов. В 1899 году «глядя на бьюкененовский череп, он замер, пора­женный чешуйчатым видом шва височных костей, а также частично перекрывающими друг друга сочленениями височной и теменной ко­стей. Слова «скошенные, как рыбьи жабры, и демонстрирующие суставную подвижность для обеспечения респираторного механизма озарили его разум». В то время даже остеопаты считали, что кости черепа намертво срастаются, образуя прочный неподвижный купол.

Лишь на пятый год самостоятельной практики в штате Миннесота Сазерленд осмелился внять голосу интуиции. Он купил футбольный шлем, небольшие кусочки каучука, кожу, ремешки, сапожные пряж­ки и «все для шитья», и с помощью этих подручных средств создал модель черепа, чтобы проверить, насколько ограничена подвижность его костей. Более того, для чистоты эксперимента он также иммобили­зовал предположительно и без того неподвижные кости собственной головы и, к великому огорчению жены, в дальнейшем сделал практи­ческие выводы о поразительный взаимосвязи умственного нездоро­вья и неблагополучия физической среды внутри черепа. Столь близ­ко познакомившись с симптомами, возникающими при ограничении подвижности черепных костей, он пришел к мысли о возможности лечения путем краниальной манипуляции.

Используя собственный опыт «излечения от скованности», Са­зерленд исследовал сложные мельчайшие моторные циклы множества мелких костей, соединенных между собой суставами и швами. Он за­ново старательно изучил кости черепа, но уже как динамическую си­стему. Затем он изобрел и усовершенствовал целый ряд очень точных приемов манипуляции, направленных на уравновешивание положения отдельных сегментов черепа относительно друг друга. На их основе он разработал целую систему краниальной остеопатии, при помощи которой лечил эмоциональные и физические расстройства, включая мигрени.

Во время опытов над собой Сазерленду было чрезвычайно лю­бопытно узнать, что произойдет, когда он одновременно снимет с головы все сдавливающие ее ремни. Нося на себе эти невероятно неудобные «тиски для головы» (что бы там ни говорили о непод­вижность костей черепа уважаемые медицинские источники), он с удивлением обнаружил, что чувствует ритмическую вибрацию чере­па при повышении температуры.

Так он постиг то, что стало «клю­чевым звеном» краниальной остеопатии, ― существование энер­гетического и механического единства между головой (затылком) и крестцом, которое поддерживается благодаря гибким и подвижным мозговым оболочкам.

«Сазерленд» говорил, что, когда он ложился, его голова сохра­няла V-образную форму под давлением пряжек и ремней». Он опи­сывал возбуждение, которое испытал, практически приблизившись к бессознательному состоянию: «Затем было ощущение тепла», ― объяснял он. ― «А еще ощутимое движение жидкости вверх и вниз внутри позвоночного столба. ˂...˃ Просто фантастика!»

В конце концов, он разработал собственную феноменальную ана­томическую систему, основанную на представлениях о краниосакраль­ной гидравлике. Он пришел к тому, что заново открыл человеческое тело как «переменную систему» или «жидкую форму», оснащен­ную респираторной, циркуляторной, эмоциональной и другими воз­можностями, подчиняющимися взаимосвязанным циклам пульсаций и вибраций. Краниальный ритм напоминает глубокую долгую волну, порождающую серии более мелких расходящихся в стороны волн и поверхностную «рябь», распространяющуюся достаточно далеко от основного источника. Эта длинная волна образует центральный водо­ворот тела, поддерживающий биодинамическое равновесие. Именно это и определяет возможности гидравлической пальпации. Отдельные небольшие волны и «рябь» необходимы для того, чтобы согласовать автоматические реакции с центральной нервной системой.

Любые значимые моменты в жизни тела, энергии различных тка­ней и органов, а также бессознательные впечатления, которые есть у любого живого организма, проецируются из клеток и нервной систе­мы в цереброспинальную жидкость, чтобы быть переработанными. Пальпация активизирует этот процесс, заставляя пробудиться глубо­чайшие, автономные, находящиеся в зачаточном состоянии элементы биологического существования.

Термин «краниосакральный» возник несколько позже, чем сам ме­тод, он образован от слов cranium (череп) и sacrum (крестец), посколь­ку именно между ними, спрятанный под множеством слоев живых тканей и оболочек, пролегает тот центральный путь, где разворачива­ются основные события.

Однако краниосакральная терапия понятие широкое, она не ограничивается взаимодействием с гидравлической системой организма. Многие ошибочно полагают, что областью те­рапии являются лишь череп, позвоночник и крестец, а сферой ее ин­тересов ― подвижность костей на этих участках. Краниосакральный ритм ― неотъемлемый компонент жизни всего организма. Он обе­спечивает процессы, охватывающие все сферы жизни: на физическом, психическом и даже нематериальном («эфирном») уровне.

С того времени, когда Сазерленд впервые предложил «оседлать волну», краниальная остеопатия сделала некоторые шаги вперед. Современные тенденции таковы: отдавать предпочтение легкой кор­рекции (вместо достаточно ощутимых приемов вправления костей), внимательно прислушиваться к диалогу живых тканей (вместо того чтобы обращать внимание на механические неполадки), уделять внимание психоэмоциональной интеграции в большей мере, чем восстановлению физических структур. При этом она остается одной из разновидностей мануальной терапии, базирующейся на термодинамике, где осознанное, информативное прикосновение ― основа всех про­цедур. И все же, одновременно с этим, ярко воплощает в себе холи­стическую концепцию.

Комбинирование техник Стилла и Сазерленда привело нас в область своего рода медицинского постмодернизма. Возможно, наиболее значительным фактором, продвинувшим нас вперед по этому пути, стало смещение фокуса внимания со скелетно-мышечной концепции на висцеральную и краниосакральную. Вот что писал Сазерленду его современник остеопат Роллин Е. Беккер в 1949 году: «Чем дальше я углубляюсь в изучение остеопатии, тем больше мне кажется, что все представления о человеке в ней упарены до определения "высокоинтеллектуальная жидкость, существующая в окружении фасциальной оболочки, которая и придает ей форму". Все, что предлагает остеопа­тия ― позволить фасциальным соединениям исправлять то, что мо­жет быть исправлено, позволить жидкости вновь обрести нормальный приливно-отливный механизм. Все патологии мышц, кожи, кровенос­ных сосудов или нервов корректируются самостоятельно. Держись за весло, то есть за фасцию, ― и ты непременно оседлаешь волну, и она сама домчит тебя до берега».

Зачатие ― это действительно единственная возможность медици­ны привязаться к эмбриогенному процессу, завязать дружбу с «вну­тренним врачом». Если в одной клетке сокрыт полный план разви­тия организма с подробным описанием его механизмов, то может ли лечение «извне» конкурировать или хотя бы успешно подражать «внутреннему врачу»? Помочь, быть катализатором, ускоряющим выздоровление, попытаться убрать самые серьезные помехи ― да; но только не воссоздать что-то подобное протоплазме, не говоря уже о более сложных составляющих жизни: дыхании, сознании, органах мышления. Таким образом, медицина изначально, архетипически при­звана будить тотемы, лежащие в основе развития, и поддерживать их чудесные силы, чтобы произошло то, что должно произойти.

Исходя из теоретических представлений о самоорганизации жи­вого поля, квантовой плотности, декогерентности вращающихся по­лей и натяжении цитоскелета, остеопатическая пальпация (в лучшем случае) больше не ограничена возможностью манипулировать только с поверхностными и непосредственно подлежащими тканями. В на­стоящий момент вполне вероятной кажется, возможность изменять форму и структуру клетки, характер межклеточных отношений и даже наследственность путем активации некоторых морфогенетических индуктивных факторов. Таким образом, краниальные и энергетические направления медицины получили законное основание, чтобы претен­довать на нечто большее, чем прежде. Теперь они исследуют целиком вселенные тела и психики, здоровья и болезни на правах релятивист­ских, пост- кибернетических методов воздействия. Синтез прикосно­вения, намерения и исследования энергетических каналов, возможно, предвосхищает новый шаг в научной медицине, который выведет ее на новые, прежде невиданные высоты.

Сегодняшняя квантовая пальпация имеет мало общего с тем, чем в XIX веке занимался Эндрю Стилл, исходя из современных ему тео­кратических представлений, в которых не было места понятиям «фи­зическая энергия», «молекулярный уровень», «голографическая вселенная». Он был инженером. Он рассматривал организм как машину или конструкцию, состоящую из плоти и костей. Его стратегии «ре­монта» этой машины проистекали из понятных ему технологических метафор. Он не предвидел грядущей трансформации «архитектуры тела» в «резонирующие и скалярные волны» или «термодинамиче­скую модель», прошедшую путь от неопределенной величины до са­мостоятельного вещества.

Однако и сам Стилл, и его ближайшие последователи, захватывая кости и фасции за вступающие части, прослеживая сопротивление тканей и впитывая энергию подобно губке, невольно вступали в не­измеримые сферы взаимодействия переходных, промежуточных областей тела и соприкасались с едва уловимым сознанием или разумом, наполняющим различные органы. Они думали, что взаимодействуют с машиной, но это была транс-кибернетическая, неэргодическая ма­шина, устройство которой они до конца не могли себе представить.

Оригинальные труды Стилла обеспечили остеопатию эмпириче­ской анатомической базой. Для успеха терапии это чрезвычайно важ­но, поскольку интуитивно прощупываемые энергетические формы за­нимать то же пространство, что и конкретные физические структуры, а диагностика и лечение должны иметь дело с «реально существующи­ми» органами, обладающими определенной плотностью и формой.

Даже если допустить, что описание всех функций тела можно свести лишь к перечислению подвижных механизмов, осей, рычагов, блоков и насосов, то мы неизбежно столкнемся с тем, что функции анатомохими­ческого механизма представляют собой цепочку преобразования кине­тической и потенциальной энергии, передающейся от макро - к микро­уровням и наоборот. Все постоянно движется, и разные формы энергии перетекают друг в друга: «сверху вниз» ― от скелета к цитоскелету, «снизу вверх» ― от молекулярного ядра к вегетативной нервной систе­ме. Клетки и молекулы, в конце концов, также оснащены микроскопиче­скими блоками, рычагами, насосами и т. п. Механизм тела функционирует в различных измерениях и является нано-механическим, кинестетичным и феноменологическим. А в сфере сознания и вовсе «неустойчив» ― как фотон, являющийся одновременно волной и частицей.

Стилл привел живую машину в движение. Неважно, как мыслит и ведет себя оператор (он же мануальный терапевт) ―эта машина никогда не будет действовать как раз и навсегда запрограммирован­ный робот. Восприимчивая и чувствительная ко всем аспектам бытия, она принимает к сведению предложенные ей направления и преоб­разует их в другие, из которых вытекают следующие ― и так далее по бесконечной цепочке.

Материя также генерирует энергию, особенно в живых тканях. Она резонирует с собственными внезапно возникающими в ответ на любое раздражение волнами.

Чего Стилл действительно не осознавал во всей полноте, так это того, что сила, направленная в тело, воспринимается этой «маши­ной» как поток нелинейных импульсов из некоего голограмматиче­ского источника. То же самое можно сказать о Сазерленде: его пред­ставления (пусть и более деликатные) о краниальной остеопатии как о часовом механизме также предполагали «переливание» энергии из неопределенного источника.

Однако оригинальные представления о теле-механизме или о жи­вой машине не были преданы забвению. Машина продолжает зани­мать свое место, радовать нас своей восхитительной конструкцией и превращать простую энергию в комплексную. У такой машины есть еще одно замечательное свойство: однажды поразив воображение своего оператора (терапевта), она трансперсонально направляет его согласно собственному плану.