После того как мы описали в общих чертах то значение, которое имеет чувство равновесия в человеческом бытии, мы должны еще отметить некоторые скрытые черты деятельности этого чувства. Рудольф Штайнер в своем «Естественнонаучном курсе» указал на то, что значение нижних чувств в течение детства и юности существенно меняется. Кратко охарактеризовав чувства жизни, движения и равновесия, он продолжает:
«Если вы возьмете весь период между зачатием и сменой зубов, то вы увидите сильную работу в этом возрасте этих трех нижних чувств. И если вы затем рассмотрите, что здесь происходит, то вы заметите, что в чувстве равновесия и чувстве движения разыгрывается не что иное, как живое математизирование...»
«Так видим мы внутренне латентное действие в человеке всей математики, которое, конечно, не отмирает со сменой зубов, но существенно менее отчетливо проявляется в последующей жизни. То, что внутренне, посредством чувств жизни, равновесия, движения, действует в человеке, постепенно освобождается. И мы тогда видим, как душевное, которое первоначально было сплетено с организмом, становится свободной душевной жизнью, как математика восходит к абстракции из состояния, в котором она конкретно работала в человеческом организме... мы наблюдаем становление математики в процессе развития человека».
Это указание Рудольфа Штайнера имеет колоссальное значение для познания человеческого существа. Здесь разъясняется, что математизирование, которое пробуждается после смены зубов в человеческой душе, является метаморфозой той деятельности, которая до этого работала над образованием и построением организма, там, где развертывалась сфера чувства движения и чувства равновесия. Из других высказываний Рудольфа Штайнера следует, что геометризирование более соответствует чувству равновесия, арифметизирование же, напротив, соответствует чувству собственного движения.
Таким образом, ребенок в своем теле живым образом познает законы геометрии и арифметики. Позже они выступают в душе, в составе нашего мышления, в абстрактной форме. Тогда мы «изучаем» и «доказываем» то, что до этого «сделали» и «исполнили».
Психолог Пиаже и его сотрудники, хотя и исходя из совершенно других предпосылок, пришли к результатам, однозначно подтверждающим это указание Рудольфа Штайнера. Пиаже исследовал фундаментальные связи интеллекта с сенсомоторными способностями ребенка. Метцгер представляет часть этих результатов в следующем виде:
«Только если удается одновременно выделить два взаимосвязанных свойства (например, высоту и длину), и одновременно отслеживать их взаимные изменения, ребенок может, например, познавать действительное содержание множества при изменении формы. Такой навык приобретается только к 7-летнему возрасту... Только тогда он может, помимо прочего, постигать независимость длины от положения, числа – от распределения плотности и т.д., и тогда появляются первые далеко идущие сомнения в достоверности свидетельств наших чувств».
Понимание этих взаимосвязей возможно только тогда, когда познается преобразование чувства равновесия и чувства движения в мыслительное математизирование.
На следующую метаморфозу чувства равновесия указал Рудольф Штайнер в докладе «Дух человека и дух животного». Там он говорит о том, что еще в детском возрасте «свободная игра сил» нижних чувств постепенно отступает и, кажется, исчезает с тем, чтобы через некоторое время выступить в новой форме. «Мы действительно снова находим эти силы действующими характерным образом для духа человека. То, что человек делает при образовании чувства равновесия, мы снова находим в его последующей жизни, когда он те же силы использует для формирования своих жестов... И когда человек в жестах выражает свое внутреннее состояние, он использует те же силы, которые он использовал для того, чтобы посредством чувства равновесия восстанавливать определенное положение равновесия. То, что человек явно развивал, когда он учился ходить, стоять, проявляется более утонченно, углубленно, более внутренне в его последующей жизни, когда он от телесного представления переходит в жестах к более душевному представлению».
Здесь мы находим другую метаморфозу чувства равновесия. При геометризировании оно преобразуется в сферу мышления, при жестикуляции его освободившиеся силы вливаются в поле чувств. Посредством жестов мы уточняем высказанное нами слово; они дают видимую чувственную оболочку содержанию произносимого нами предложения. Жесты – это чувственная и волевая речь в области моторики.
У животного отсутствует жестикуляция. Каждое его моторное проявление – это выражение его вида и семейства. Каждое животное движется в рамках, определенных формой построения его тела. Оно само является жестом, застывшим в гештальт; поэтому у него отсутствует речь, выражаемая посредством жестов.
Однако жестикуляцию не следует считать равнозначной вообще всей совокупности выразительных движений. Область последних гораздо шире жестикуляции. Они могут выражать всю эмоциональную жизнь человека. Стыд и гнев, страх и радость, смех и плач – все имеет типичные формы выражения. Но эти формы выражения носят еще доречевой характер. Они выражают чувства, но не связи слов и мыслей.
Жесты же, напротив, подкрепляют, уточняют и формулируют, дооформляют то, что мы слышим в речи. Жесты устанавливают знаки препинания в произносимых предложениях и подобны особой форме выразительных движений. Поэтому жесты в действительности можно наблюдать только у взрослых людей. Вначале они представляют собой грубые указания, и только в последующей жизни они становятся субтильными средствами выражения говорящего человека.
Гениальный дирижер и талантливый оратор являют собой людей, правильно применяющих жесты. Оба свободно и прямо стоят перед управляемыми ими людьми; оратор перед публикой, дирижер перед своим оркестром. Оба посредством своих жестов дают ориентировку и равновесие представляемому ими.
Поэтому к представленному выше Рудольф Штайнер добавляет еще следующие указания:
«Поэтому мы только тогда можем интимно вчувствоваться во внутренний мир человека, если он стоит перед нами... и на нас воздействуют его жесты. В этом отношении, в сущности, каждый человек является более или менее тонким художником в отношении окружающих его людей».
В жестах чувство равновесия находит свое художественное завершение. Как чувство собственного движения возвышается до мимики, так чувство равновесия возвышается до жеста. В нем находит оно самовыражение; оно ставит себя на службу слову.