Многие исследователи согласны в том, что сфера чувства осязания, так же как само осязание, глубоко коренится в бессознательной области нашего существования. Переживание же осязания возникает в области ощущающего тела и поэтому остается лишь общим и недифференцированным опытом. Оно постоянно перекрывается другими чувственными качествами и поэтому почти не поступает в область дневного сознания.
Но нельзя ли создать условия, при которых могло бы проявиться до сих пор скрытое? Не существует ли состояний, в которых бы недоступное нашему опыту осязательное переживание все же раскрылось бы в полной мере? Надо только найти условия, при которых станет возможным для нас ясное и однозначное восприятие общего феномена осязания.
Позвольте процитировать высказывание Рудольфа Штайнера относительно общей глубинной области четырех средних чувств. Он говорит, что «осязание представляет собой общее свойство обоняния, вкуса, зрения и чувства тепла». При этом речь идет о фундаментальном смутном ощущении, которое почти недоступно восприятию и все же принадлежит сфере соответствующего чувственного опыта.
Существует ли подобное общее и почти не поддающееся дифференциации ощущение, организующее многие наши психические действия и поэтому подобное переживанию осязания? Такое ощущение существует, и мы знаем его как такое душевное переживание, которое выступает в нашем сознании как страх.
Говоря о страхе, мы открываем известную всем людям область переживаний. Она настолько всеобща и недифференцированна, что ее нелегко отграничить от подобных переживаний. Боязнь и испуг, беспокойство и неуверенность принадлежат той же области бытия. Страх же представляет собой недифференцированное начало многих развивающихся из него ощущений.
Вполне справедливо говорит Вильям Штерн: «Мы говорим о страхе (в отличие от боязни) тогда, когда мы хотим выразить общее ощущение понижения надежности нашего бытия. Это настроение не должно быть связано с внушающим страх объектом, поскольку при определенных обстоятельствах оно может выступать и без связи с объектом».
Такое различение между страхом и боязнью очень важно. Боязнь всегда относится к объекту, страх же вначале нет. Он может быть вторично пристегнут к объекту и тогда остается интенсивно с ним связанным; но когда он выступает, он проявляется в виде душевного настроя, имеющего множество ступеней градации от низшей до высшей. От самого незначительного телесного ощущения он может развиться в такую мощную эмоцию, что человек, захваченный ею, иногда действительно «умирает от страха».
Обычное чувство страха трудно описать. Это как бы распространяющееся по всему пространству тела ощущение стягивания или подергивания, которое подобно облаку затеняет наше мышление и чувства.
Весь человек пронизан этим восходящим страхом, и чем он сильнее и интенсивнее, тем отчетливее становится телесная реакция. Вначале на определенных местах образуется гусиная кожа; затем «от страха» поднимаются волосы, и человек покрывается холодным потом. Большей частью также отказывает моторика, вследствие того, что содрогание пронизывает все мышцы, препятствуя стремлению к бегству. Это приводит к клацанию зубами, сердцебиению и к усилению перистальтики кишечника, что может привести к поносу.
Тем самым мы имеем дело с общим возбужденным состоянием души, которое одновременно глубоко воздействует на телесную сферу. Как будто крик ужаса пронизывает бытие человека, и он вдруг осознает свою смертность, свое преходящее бытие, свою смерть. Страх – это выражение порогового ощущения, при котором сам порог нам еще не видим, но мы ощущаем его близость.
Маргарита Лусли-Устери справедливо говорит в своей прекрасной книге:
«Между эмоцией страха – в глубочайшей своей основе, страха смерти – и чувством боязни – последним выражением которого является боязнь Бога – лежит целый спектр реакций, в которых, модифицированная опытом и разумом, выражает себя первичная эмоция».
Это важное различие имеет большое значение. Нет страха перед Богом и нет благоговейного страха, но есть боязнь Бога и благоговейная боязнь, подобно кротости и смирению. Страх же, напротив, лежит глубже и поэтому проявляется в недифференцированной форме. Поэтому страх смерти – это животно-тварное переживание, эмоция, действующая вплоть до тела. Боязнь же смерти – это почти религиозное чувство, которое возвещает о близости Ангела Смерти во всем его величии. Зверь охватывается страхом, человек же ощущает боязнь.
В цитированной выше книге дальше следует: «Без сомнения, одной из прекраснейших задач было бы так руководить ребенком, чтобы он слепой страх превратил в разумную боязнь. Боязнь Господа, но не страх перед ним является началом мудрости».
Да, страх слеп, и только боязнь может видеть и поэтому быть разумной. Страх так же слеп, как ощущение осязания; оно смутное, но все же охватывающее все тело ощущение. Как чувство осязания имеет своим органом преимущественно кожу, так же на коже проявляются телесные симптомы страха; ибо самые существенные явления – это холодный пот, легкое дрожание, гусиная кожа. Уже в этом видна тесная связь страха с чувством осязания.
Страх родился вместе с нами. Он не развивается вследствие приобретенного нами опыта, но присущ нам от рождения, как способность сосать или слышать. Все исследователи раннего детского опыта (Ватсон, Гесель, Штирниман, Прейер, Валентайн – назовем только некоторых) едины в том, что ребенок может испытывать и выражать страх уже в первые дни жизни. Первые отчетливые проявления страха видны, когда грудной младенец теряет свою физическую опору. Если убрать, например, поддерживающие его руки, можно наблюдать реакцию страха. Тогда судорожно сжимаются маленькие пальчики, поскольку они ищут опору, дыхание углубляется и учащается.
Здесь мы встречаемся с пра-феноменом всякого страха. Он появляется всегда там, где не в порядке опора, кажется потерянной защищенность и надежность бытия. Потеря равновесия, незнакомый шум, неожиданные явления, любое нарушение обычного течения жизни, требующего от души большего, чем обычной способности к приспособлению, могут вызвать чувство страха. Но только мы не должны впадать в обычную в таких случаях ошибку и рассматривать эти нарушения как причины страха, они только побуждающие факторы, заставляющие подняться облака страха. Эти облака находятся внутри кожи и идентичны с тем, что мы едва ли сознательно, как бы сновидчески ощущаем как переживание осязания. Сюда относятся весьма причудливые явления. Так, локальное возбуждение определенных участков кожи можно ощущать как щекотку. Если мы попытаемся проанализировать это своеобразное чувственное ощущение, то окажется, что оно состоит из смутного страха, смешанного со своего рода удовольствием, и улыбка хочет освободить нас от этого навязчивого возбуждения.
Всякий страх содержит в себе некоторую долю удовольствия, и многие дети и взрослые пытаются посредством игры фантазии и воображения в такой мере вызвать в себе чувство страха, чтобы как раз подчеркнуть этот элемент удовольствия. Вильям Штерн для описания этого феномена использует выражение «удовольствие от страха», и еще говорит в этой связи о «жутком», т.е. о том смешанном чувстве, с которым слушают страшные истории, вступают в неприветливые места. Это ощущение «жути», так же как и сам страх, принадлежит коже. В это переживание добавляется нечто, что отсутствует в сильном страхе и отчетливо выступает в виде ужаса и испуга.
Итак, в явлении страха мы сталкиваемся с ощущением, которое обычно бессознательно живет в нас как чувство осязания. В страхе мы имеем не новое переживание, но становление сознательным того недифференцированного чувства воли или волевого чувства, которое лежит в основе всех чувственных переживаний.
На это указывал Рудольф Штайнер, когда он описывал существо ощущений:
«Если ощущение действительно рассматривать с достаточной долей самонаблюдения, то мы приходим к познанию: ощущение имеет волевую природу с добавлением чувственного элемента.... Таким образом, ощущение, испытываемое человеком, является волящим чувством или чувственной волей. Исходя из этого, мы можем сказать: там, где внешне распространяется сфера человеческих чувств – мы ведь, грубо говоря, имеем чувства на внешней стороне нашего тела, – там мы имеем дело у человека, в некотором смысле, с чувственной волей, с волящим чувством».
Это пра-ощущение, лежащее в основе всех чувственных ощущений, не дифференцировано выступающее в осязательном переживании, суть облако страха, которое мы хорошо знаем и при всяком подходящем случае чувствуем восходящим в нас. Это «волящее чувство» коренится в чувственной сфере кожи, откуда также происходят средние чувства и осязание; оно дает нам надежность, как кораблю, зашедшему в гавань и ставшему на якорь. Но как только наш душевный корабль поднимает якорь осязания и выходит из телесной гавани, он начинает раскачиваться, теряет опору, и тогда наступает ощущение страха.
Для ощущения этого страха мы имеем собственный орган чувства: сердце. На этот счет есть большое количество исследований и наблюдений, собранных, например, в книгах Людвига Брауна и Карла Фаренкампа. Первый даже пришел к следующему заключению: «Быть может, мы не зайдем слишком далеко, если скажем, что ощущение страха возникает в сердце, подобно ощущению света в глазу, ощущению звука в ухе». Хотя эта формулировка и не верна, ибо ощущение света никогда не возникает в глазу, как и ощущение звука в ухе, все же это является важным познавательным актом, поскольку страх ставится в один ряд с ощущениями органов чувств, и в качестве органа восприятия страха рассматривается сердце. Сердце человека реагирует на то «волящее чувство», которое исходит из чувственной сферы кожи, и мы испытываем тем самым ощущение страха. Это пра-ощущение, содержание которого мы будем исследовать в дальнейшем.
