Терапевтическое воображение и диалог

Когда я учился в остеопатической медицинской школе, я любил посещать различные дополнительные занятия. Например, я проходил вечерний курс гипнотерапии у мест­ного психиатра. Возможно, он и сам был чуточку сумасшед­шим, но провел очень хороший учебный десятинедельный курс, который посещали всего восемь человек. Когда я начи­нал свою медицинскую практику в Клирвотере, штат Фло­рида, я какое-то время в лечении использовал гипноз, но потом оказался полностью поглощенным проблемами общей медицины и хирургии, и у меня уже не было ни возможности, ни времени, чтобы часто проводить с пациентом сеанс гипноза, оставаясь с ним один на один.

А потом появилась Рета. Ей было тридцать восемь лет, у нее было четверо детей, учившихся в школе, муж-инженер, который то работал, то нет. Он постоянно ругал ее, а однаж­ды даже побил. При этом на Рета держалась вся семья, она как-то скрепляла ее. Она была секретарем у президента местного банка. Ее высоко ценили, но мало платили. Она полностью управляла офисом президента банка, он знал это, но признать этот факт открыто он не мог. Частично из гор­дости, а частично из-за того, что если бы он дал ей понять, какой она ценный работник, то не смог бы ее контролировать, а она смогла бы попросить повышения по службе или прибавки к зарплате.

Рету направили ко мне из-за непрекращающихся болей в голове, шее, верхней части грудной клетки, плечах, руках и кистях рук. Менее частые, но более серьезные боли возникали и нижней части спины и в правой седалищной области. Ее направил ко мне хирург-ортопед, который уже не знал, что еще можно у нее разрезать. Он оперировал ее уже трижды, но никакого успеха эти операции не принесли и не помогли. К тому времени у меня уже была репутация доктора, умеющего уменьшать боли при помощи гипноза и различных манипуля­ций; считалось также, что я неплохо владею вопросами общей медицины и вторичной хирургии. Рета к тому времени очень досадовала на своего хирурга, постоянно помнила о его неуда­чах. Направляя ее ко мне, хирург знал, что я готов приходить на вызовы даже по ночам, так как был молод, горел работой и был поглощен проблемами медицины.

Рета была изрезана вдоль и поперек, что обещало значи­тельно испортить ей всю оставшуюся жизнь. У нее были удале­ны варикозные вены. После четвертых родов она перенесла экстирпацию матки (стерилизацию). Все четверо детей родились при широкой эпизиотомии (рассечении промежности). Еще до экстирпации ей лечили последствия разрывов промеж­ности и мочевого пузыря. Потом ей удалили желчный пузырь. Гот хирург, который направил Рету ко мне, удалил ей меж­позвонковые диски между третьим и четвертым, пятым и шестым поясничными позвонками. Это были две отдельные операции по разным показаниям. После этого он еще безус­пешно пытался устранить компрессию (ущемление) нервных корешков в нижнем шейном отделе.

В дополнение ко всему этому дети отнимали у нее много времени и энергии, но при этом очень мало уважали свою мать.

Я просто слушал ее историю, обследуя ее, очень жалел и клялся вслух, что обязательно докопаюсь до сути ее проблем. Рета и я договорились, что будем решать их вместе то тех пор, пока не устраним.

Я начал с использования триггер-инъекций по методу доктора Джанет Тревел. (Доктор Тревел – врач Джона Кеннеди, снимающаяся проблемами болей в спине.) Раньше я добивался некоторого успеха, используя этот метод, применяя его вместе с приемами остеопатии. В случае с Ретой улучше­ния не было. Ей стало только хуже. В отчаянье я стал приходить к ней по ночам, обойдя всех остальных пациентов, чтобы попробовать на ней технику медицинского гипноза. Я намеревался обучить ее технике самовнушения, чтобы она смогла расслабляться и хоть немного спать.

Уже во время первых сеансов она научилась расслабляться. Во время одного из сеансов она вдруг почувствовала себя ребенком. Я понимал, что она собирается что-то показать, но не знал, что. Мне подумалось, что можно использовать этот случай, чтобы выяснить, не была ли причина ее болей эмоциональной, а не физической. Это было в 1966 году, когда я еще ничего не знал ни об акупунктуре, ни о кранио­сакральной терапии, ни о телесно-эмоциональном освобожде­нии, ни о прочем. Во время гипнотического сеанса я попросил ее вернуться к тому времени, когда возникла причина боли. Это был утомительный процесс, так как, вернувшись к детскому возрасту, Рета утратила способность мыслить как взрослый и общаться со мной. Ей приходилось все запи­сывать. В то время я еще не знал, что можно под гипнозом «выделить» часть ее личности в качестве взрослого «свидетеля», который наблюдал бы сцену со стороны и описывал ее мне. Вместо этого я постарался вернуть ей способность писать, как взрослые.

После многих вопросов и многих написанных ответов (в таких обстоятельствах люди пишут гораздо медленнее) Рета вернулась к двухдневному возрасту. Она родилась дома и лежала в колыбели. Ее мать и бабушка по матери стояли рядом. Бабушка упрекала мать в том, что она родила ребенка в таком возрасте. (Матери было сорок два года, когда родилась Рета; Рета была младшей из восьми детей.) Бабушка говорила «Не следовало тебе рожать Рету, это испытание слишком трудно для тебя». Бабушка добавила, что Рета никогда не будет здоровой. Чувство вины и безнадежности, которые Рета вынесла из того разговора, было феноменальным. Я никогда не забуду того, что Рета написала в ответ на мой вопрос, как она себя чувствовала, вернувшись к той сцене раннего детства Она написала: «Если уж мне пришлось родиться и приходится жить, то пусть по крайней мере я буду слабой, больной и несчастной всю жизнь».

Когда Рета вышла из гипнотического состояния, я осторожно спросил ее, сможет ли она прочитать, что написано на бумаге. Она не смогла и спросила, смогу ли я прочитать чти записки. Я притворился, что тоже не могу. Она приняла это без лишних вопросов, потому что хотела верить мне. Через три дня мы опять повторили возвращение в колыбель, и она опять слышала разговор матери и бабушки. На этот раз я оказался намного мудрее. Я сказал Рете, что от нее не зави­села беременность ее матери. Я сказал ей, что все прошло хорошо, что мать безо всяких трудностей перенесла роды. Я сказал, что бабушка, вероятно, имела в виду только хорошее, но что ее наблюдения были неверными. Я не уверен, что сумел донести все это до Реты, которой все еще было два дня от роду, когда я произносил свою речь. Когда она вернулась и действительность, я сказал ей, что необязательно сейчас постигать то, к чему она оказалась пока не готова. Я был предельно осторожен, чтобы это сообщение не вызвало в ней предубеждения. Читать то, что было написано под гипнозом, она опять не смогла.

Через четыре дня Рета пришла опять. Я быстро ввел ее в гипнотический транс и попросил вернуться к тому времени своей жизни, когда ей стало ясно, что она не сможет жить без боли. Она опять вернулась прямо к сцене у колыбели. Она выслушала слова матери и бабушки в третий раз. Я опять произнес свою речь о том, что Рета не отвечает за беремен­ность своей матери и так далее. Потом интуитивно я вернул ее во взрослое состояние, оставив при этом в гипнотическом трансе. Мы обсудили эту ситуацию уже не с младенцем, а со взрослой женщиной. Рета согласилась, что невозможно про­нести всю жизнь в болезнях и страданиях из-за нескольких излишне эмоциональных слов, сказанных бабушкой матери. Мы решили, что, когда она выйдет из транса, то сможет управлять своими эмоциями и мыслями по этому поводу.

Я вернул Рету обратно к полному сознанию. На этот раз она смогла прочитать свои записи и просто спросила, неуже­ли это все сделала она сама. Я ответил, что мне кажется это вполне правдоподобным.

Покажется странным, но это был конец болезням и про­блемам Реты. Она развелась с мужем, оставила работу и основала свою собственную частную компанию совместно с мужчиной, который впоследствии стал ее мужем. Рета оказалась великолепным учителем для меня. Я навеки останусь ей благодарным.

Случай с Ретой посеял в моем мозгу первые семена моей будущей концепции о влиянии сознания на весь организм.

Немного позже в моей обычной медико-хирургической карьере (если только она вообще была когда-либо обычной) произошел другой случай, который открыл мне глаза на взаимоотношения между сознанием и телом. Это случилось, когда я госпитализировал молодую леди лет двадцати с небольшим с острой болью в нижней правой части живота Было несколько вариантов диагноза: аппендицит, разрыв кисты правого яичника, воспаление лимфоузлов, располо­женных в тканях рядом с аппендиксом или яичником. Хирург, которого я попросил проконсультировать меня, считал, что мы имеем дело с аппендицитом. Налицо были все признаки, кроме одного, который не считался обязательным. Этим признаком была боль в верхней части самого нижнего, двенад­цатого, ребра справа. Я считал, что если это место безболез­ненно, то проблема, возможно, не в аппендиците. Xирург был совершенно уверен, что это аппендицит, а я еще не так был уверен в себе, чтобы открыто спорить с ним, основываясь лишь на том, что верхушка двенадцатого ребра безболезненна при пальпации.

Пациентке назначили операцию на утро. Мне предстояло быть первым ассистентом хирурга, который консультировал меня. Это был мой любимый хирург, которому я доверял больше всех.

Но что-то овладело мной ночью перед операцией. Я отправился взглянуть на пациентку и решил попробовать, не могу ли я ее загипнотизировать. Сделать это оказалось легко Она уже подверглась премедикации для расслабления, и поэтому быстро вошла в глубокий транс. Я спросил ее – есть ли у нее внутренний врач, который знает, в чем состоит ее проблема. Без малейшего колебания она ответила, что есть Я спросил, не могу ли я поговорить и проконсультироваться с этим внутренним доктором. Она согласилась. Ее голос стал ниже, и она сказала: «Привет, я внутренний врач». Я спросил внутреннего врача, знает ли он, что в организме девушки не все в порядке. (Голос звучал как женский, просто он был ниже, чем настоящий голос пациентки.) Внутренний врач без колебаний ответил, что проблема в разрыве кисты яичника. Я принял ответ, поблагодарил внутреннего врача за помощь и разрешил пациентке заснуть нормальным глубоким сном или проснуться, на выбор. Она проснулась. Я немного поговорил с ней и пошел домой.

На следующее утро, когда мы с хирургом мылись перед операцией, я спросил, все ли еще он уверен, что мы имеем дело со случаем острого аппендицита. Хирург ответил, что уверен. Тогда я предложил ему поспорить на пять долларов: я ставлю на разрыв кисты яичника, а он – на аппендицит. Мы начали оперировать. Оказалась киста яичника, которая разорвалась. Операция прошла без осложнений, и когда мы закончили, хирург заплатил мне проспоренные пять долларов.

После этого в нескольких случаях я в дальнейшем использовал гипноз для уточнения диагноза. Хирург тот больше пари со мной не заключал. «Внутренние врачи» пациентов всегда давали мне конкретную информацию. Это было потрясающе. В каждом пациенте действительно находилось нечто неосознанное, которое точно знало, какое нарушение имеется в организме. Позже я обнаружил, что эти внутренние врачи обладают ценной информацией о том, почему эта проблема возникла и как ее лучше лечить.

Еще один случай помог мне расширить мое понимание использования терапевтического воображения и диалога между терапевтом и пациентом. Это произошло на семинаре, где я оказался демонстрационной моделью. Группа в основном состояла из психологов и психотерапевтов. Курс вел доктор медицины Марти Россман, который длительное время преподавал дисциплину, которую он называл «Управляемым воображением».

Марти закончил лекцию и попросил добровольца из зала, на ком он мог бы продемонстрировать технику воображения боли или проблемы. Я вызвался, потому что никто больше не горел желанием стать моделью. У меня не было никакого представления о том, что мне предстояло осознать, и когда я встал впереди зала, я действительно не знал, чего ожидать.

Я сел на табурет перед Марти. Он спросил меня, с чем именно я бы хотел ознакомиться. Немного подумав, я указал на боль внизу спины, отдающуюся в правую крестцово-подвздошную область, периодически возникающую в течение многих лет. Я вспомнил, что в первый раз меня привели к остеопату по этому поводу, когда мне было четырнадцать лет. Марти предложил мне мысленно взглянуть внутрь своего организма, в нижнюю часть спины, и представить себе, как выглядит моя боль. Я попробовал, и это удалось без труда. Боль была красной и имела форму бумеранга. Марти предло­жил мне попросить бумеранг рассказать о себе больше. Я попросил, и бумеранг начал раздуваться, как резиновая игрушка, в которую кто-то сильно дует. Пока он раздувался, боль в спине дала о себе знать. Мне становилось все больнее и больнее, а бумеранг все рос и рос. Я спросил, что его раздувает. Ответ возник в моей голове в виде единственного слова, очень определенного. Это было слово «гнев». Потом мне пришла в голову мысль, что гнев похож на бумеранг когда вы злитесь, он возвращается к вам обратно. Когда я сердился – у меня болела спина. А боль эта началась вскоре после безвременной смерти моего отца. Я тогда испытывал большой гнев на Бога за то, что Он взял от меня моего папу. Что я тогда осознал? Я понял, что никакое самое интен­сивное лечение или манипуляции не смогут избавить меня от боли, когда она возникает. Но я сам смогу найти тихое место, сесть там и подумать над тем, сержусь я или нет, и если да, то на что именно. Когда я найду в себе этот гнев и освобожусь от него, боль немедленно уйдет. Этот случай моего знакомства с «бумерангом» произошел десять лет назад. Поразительно, как, оказывается, часто я сердился, даже не осознавая этого! После того как я понял, что боль в спине возникает, когда я испытываю гнев, неважно, осознанно или нет, я научился справляться с гневом гораздо более эффективно. Боль в спине возникает гораздо реже, чем раньше. Когда она появляется, мне ясно, что пришло время сесть в сторонку, отстраниться от всех проблем и понять, на что я сержусь. И когда я все это осознаю, спина перестает болеть. Она болит только тогда, когда я злюсь и не знаю об этом. Гнев может убить человека. Моя боль в спине сообщает мне о состоянии гнева, чтобы я мог с этим что-то сделать. Я люблю эту мою боль. Она, вероятно, продлевает мне жизнь. Может быть, она даже предотвратила сердечный приступ. Я считаю эту боль своего рода посланием от своего внутреннего врача.

Теперь давайте посмотрим, в чем заключаются концепции «Внутреннего врача», «Терапевтического воображения и диа­лога», и какую пользу можно из всего этого извлечь.

Как вы, может быть, уже догадались, я пришел к уверен­ности, что каждый из нас имеет внутри своего рода разум, который знает все, что происходит в нашей жизни. Сюда включаются симптомы различных болезней и их значение, существующие внутри нас конфликты и тому подобное. Мой опыт в достаточной мере поддерживает эту уверенность. Некоторые люди объяснили бы это связью с универсальным сознанием, которое мы все имеем. Другие чувствуют, что каждый из нас имеет внутри нечто особенное, мудрое, знающее все о личности и о теле, в котором мы обитаем, но мало что знающее о других. Многие люди верят, что у них есть охраняющие их существа из духовного мира, которые все о них знают. На эту тему есть множество идей. Все, во что вы верите, – это лично ваше дело.

Моя идея заключается в том, что где-то внутри каждого человека есть ответ на любой вопрос о нем. Моя задача как медика-практика – установить связь с этой частью организма, которая знает все ответы, и сделать так, чтобы этими ответами она поделилась с нами, а потом использовать их на благо всему организму.

Так как большинство того, с чем мы имеем дело, отно­сится к проблемам здоровья, мы называем эту часть человека внутренним врачом, хотя сам пациент может называть ее иначе, как ему больше нравится. Во время использования краниосакральной терапии мы обнаружили, что большинство пациентов достигает глубокой стадии релаксации (расслабле­ния) во время лечебного процесса. В этом состоянии глубо­кой релаксации мы можем пригласить внутреннего врача прийти и поговорить с нами. Я люблю встречи с внутренними врачами. Они всегда мудрые советчики по проблемам, связанным с темами жизни и здоровья. Установив контакт с внутренним врачом, мы стараемся стать ему другом. Я предлагаю пациенту создать мысленный образ своего внут­реннего врача и придумать ему имя, чтобы к нему обращаться.

Через короткое время, после заверения в том, что наши намерения честные и искренние, мы можем начать задавать внутреннему врачу вопросы в рамках той проблемы, с которой в данное время имеем дело. Если у внутреннего врача нет ответа, можно предложить ему пригласить «консультанта» из подсознания. Совершенно точно, что какая-нибудь часть организма пациента обязательно знает ответ.

Когда возникает настоящий внутренний врач, краниосакральный ритм останавливается. Вы на пути к какой-то важной материи. Поэтому мы используем краниосакральную систему как определитель значимости происходящего процесса. Когда она останавливается, это означает, что в сознании пациента происходит что-то важное. Иногда бессознательная часть пациента, или его внутренний врач, шутит над терапевтом. Он может давать туманные или неправильные ответы. Когда обсуждаемая проблема не важна, краниосакральная ритмичная деятельность продолжается, и ты понимаешь, что зани­маешься Сизифовым трудом.

Позвольте показать вам, как это работает на практическом примере. Ко мне пришла дама в возрасте сорока двух лет. Ее направили ко мне друзья. У нее была последняя стадия отчаянья: внезапно возникла глаукома в обоих глазах. Медика­ментозному лечению болезнь не поддавалась. Поле зрения уменьшилось на двадцать процентов, и прогноз не обещал ничего хорошего, потому что внутриглазное давление не снижалось, несмотря на употребление различных лекарств. Она ходила на прием к окулисту каждые две недели. Вскоре стало ясно, что если так будет продолжаться, то примерно через год она полностью ослепнет.

Она пришла для лечения с помощью краниосакральной терапии, потому что слышала, что этот вид лечения помогает при самых различных заболеваниях. Я провел сеанс краниосакральной терапии, фокусируя его в основном на костях глазных орбит. Я намеревался улучшить отток жидкости от глаз и близлежащих тканей, потому что глаукома – это заболе­вание, характеризующееся возрастающим давлением жидкости и внутри глазного яблока. На первом сеансе я специально направлял лечебную энергию сквозь глазные яблоки. Но лечение не оказало положительного эффекта на давление ни и левом, ни в правом глазу.

Во время следующего лечебного сеанса я использовал краниосакральную терапию, чтобы ввести пациентку в состоя­ние глубокой релаксации. Когда она достигла этого состояния, я очень тихо спросил ее, есть ли у нее внутренний врач, знаю­щий причину глаукомы. Деятельность ее краниосакральной системы остановилась, и она ответила: «Да, есть». Я спросил, не хочет ли этот врач проявить себя и познакомиться со мной. Краниосакральный ритм не возобновлялся, но пациентка ничего не ответила. Я спросил ее, что сейчас представляется ее сознанию. Она сказала, что видит только чайку, кружащую над морским берегом. Я спросил – не в образе ли чайки при­шел к ней ее внутренний врач. Она ответила, что не знает. Я спросил: «Чайка, это ты – внутренний врач?» Пациентка пояснила, что чайка ответила: «Да». Краниосакральный ритм опять остановился, и я понял, что чайка – это образ, который в данное время представляет внутреннего врача. Внутренние врачи порой похожи на волшебников. Они могут явиться в любой форме. Они могут и позабавиться с нами. Они могут даже подурачить нас, чтобы посмотреть, достаточно ли мы открыты и подготовлены, чтобы работать с ними.

Чайка села на пляже перед пациенткой. Я попросил па­циентку очень вежливо спросить, как обращаться к внутрен­нему врачу. Ответ был: «Меримейд». После этого я предста­вился Мермейд, что меня зовут Джон. Я сказал, что пытаюсь помочь пациентке вылечить глаукому. Я уверил Мермейд, что искренне желаю помочь и буду исключительно благодарен за помощь, которую она может оказать, чтобы решить проблему с глаукомой. Мермейд ответила, что есть вещи, которые пациентка не желает видеть, поэтому подсознательно готова ослепнуть. Когда это произойдет, ей не придется видеть того, что она видеть не хочет. Я возразил Мермейд, что хотя пациентка, ослепнув, и не сможет физически видеть, но все-таки она будет воспринимать то, что происходит, и все события так или иначе будут продолжать воздействовать на нее. Мермейд согласилась и предложила убедить пациентку в том, что слепота не оградит ее от понимания происходящего. Я попросил Мермейд представить нам в форме воспоминания один пример того, что именно пациентка не хочет видеть. После этого я опять почувствовал, что краниосакральная система остановила свое движение. Я спросил пациентку, что она сейчас мысленно видит. Она сказала, что думает о своем первом муже. Он был высок, красив, обаятелен, но неверен ей. Долгое время она не хотела замечать, что он увлечен другими женщинами. Но после того как она перестала закрывать глаза на постоянные измены мужа, их брак распался. Теперь пациентка была замужем второй раз и снова не хотела видеть ничего, что могло бы заставить ее предположить неверность мужа, потому она и стремилась ослепнуть.

Я спросил Мермейд, нет ли еще других причин появления глаукомы. Она ответила, что есть, но на сегодня и этого достаточно. Глазное давление пациентки осталось прежним Оно больше не росло, но и не снижалось.

Я вновь увидел эту пациентку через неделю. Используя краниосакральную терапию, я привел ее в состояние релаксации, точно так же как и неделю назад. Я попросил ее предложить Мермейд присоединиться к нам, чтобы продолжить дальнейший разговор о глаукоме. Краниосакральный ритм пациентки резко остановился. Пациентка ничего не говорила. Я спросил ее, видит ли она мысленно какие-нибудь образы. Она ответила, что снова находится на берегу моря, и там кто-то плавает в воде. Я спросил, не Мермейд ли это плавает. Ответ был «Да». Я сказал: «Привет, Мермейд!» – и мысленно представил себе пловчиху в воде на некотором расстоянии. В моем собственном воображении я помахал пловчихе рукой, и она помахала мне в ответ. Я часто пытаюсь представить себе те же самые образы, что и пациент, и обычно мы видим одно и то же. В данном случае я спросил пациентку, махнула ли Мермейд рукой, и она ответила: «Да». Теперь я знал, что мы настроены на одну и ту же волну. Я попросил Мермейд показать нам еще одну причину, по которой пациентка теряет зрение. Ответа от Мермейд не последовало, но пациентка начала вдруг сама рассказывать о том, что видит черную машину, припаркованную на обочине дороги около пляжа. Ей четыре года. Она и ее двухлетняя сестра стучатся в дверь машины и просят пустить их внутрь. Голос их матери звучит изнутри машины. Мать велит девочкам вернуться обратно на пляж и поиграть еще немного. Холодно, стекла машины запотели, так что она не может видеть, что проис­ходит внутри. Дверь машины заперта, и открыть ее она никак не может...

Ее мать и чужой мужчина привезли их на берег моря в той машине. Пациентке и ее сестре велели идти на пляж и поиграть в песке. Какое-то время они играли, но потом стало холодно, и никого больше в тот день на пляже не было. Девочки захотели вернуться обратно в машину, но им запретили войти, потому что мама и тот мужчина, очевидно, хотели побыть наедине еще какое-то время. Теперь, будучи взрослой, пациентка понимала, что тот мужчина был любовником ее матери. Когда ей было четыре года, она этого, конечно, не знала. Отец па­циентки был офицером на торговом судне. Он часто отсут­ствовал неделями. У ее матери было несколько друзей-мужчин. Пациентка не хотела видеть, что ее мать, которую она нежно любила, была неверна отцу, которого она тоже очень любила. Она предпочитала ослепнуть, чем увидеть это.

Теперь, когда пациентка поняла проблему и познакоми­лась с Мермейд, ей не нужно больше становиться слепой, чтобы спрятаться от правды. С того времени пациентка и Мермейд согласились видеться каждое утро, чтобы поговорить и лучше узнать друг друга.

Окулист сказал пациентке, что внутриглазное давление в обоих глазах нормализовалось. Врач предположил, что, должно быть, была допущена какая-то ошибка, потому что ее поле зрения вернулось к норме, а любой специалист знает, что такое невозможно: должно быть, закралась ошибка в измерениях.

Пациентка сообщила, что чувствует себя хорошо. Она продол­жает разговаривать и встречаться со своим воображаемым другом и внутренним врачом, Мермейд, каждое утро. Она знает, что если расскажет об этом своим друзьям, то они ее сочтут сумасшедшей. Поэтому она хранит это в секрете. Она не гово­рит об этом даже своему новому мужу. Конечно, это небольшое сумасшествие, но что такое небольшой «сдвиг», если он лечит глаукому и спасает от полной слепоты?

Я привел вам еще один замечательный пример власти сознания над организмом, так же как и эффективности методов краниосакральной терапии, соединенной с терапевтическим воображением и диалогом терапевта с пациентом.

Следующая статья: Обучение краниосакральной технике