Телесно-эмоциональное освобождение

Телесно-эмоциональное освобождение – это термин, которым мы описываем феномен, который начал проявляться довольно часто, когда мы эффективно научились применять краниосакральную терапию и пользоваться высвобождением энергетической кисты. Телесно-эмоциональное освобождение включает в себя использование положения тела паши мы и перенос энергии от терапевта к пациенту (и наоборот когда происходит высвобождение энергетической кисти и наблюдение за памятью тканей. Происходит целостное воздействие и почти полностью отсутствуют указания от терапевта.

В момент высвобождения энергетической кисты и памяти тканей терапевт сталкивается с определенной проблемой, которая обычно выражается в виде жалоб пациента. Затем, используя такие техники, как обследование краниосакральной системы и метод «арки», или «дуги», терапевт локализует энергетическую кисту и, используя положение тела пациента, высвобождает энергетическую кисту, ориентируясь на краниосакральный ритм. Цель становится понятной только во время сеанса лечения.

Теперь я удовлетворю ваше любопытство и поясню, что «дуга» – это метод, который мы разработали для использования активных энергий тела пациента. Мы используем эти энергии, чтобы локализовать энергетическую кисту. Наша концепция будет понятна, если вообразите, что вы видите, когда бросаете гальку на поверхность спокойного пруда, волны на поверхности воды распространяются кругами на той точки, где галька вошла в воду. Волны, появившиеся от гальки, мешают нормальной циркуляции воды в пруду. Мы полагаем, что энергетическая киста в теле пациента посылает волны «море» нормальной энергии. Мы следуем волнам от периферии к центру – и вот она, искомая энергетическая киста.

В телесно-эмоциональном освобождении техника совершенно другая. Мы кладем свои руки на пациента, а потом «даем команду» телу пациента делать то, что оно считает необходимым в данный момент. Мы стараемся передать энергию пациенту. До того, как вы захотите возмутиться центром моего «сумасшествия», прочитав, как я как ни в чем не бывало рассказываю о «передаче энергии в тело пациента», знайте, что мы зафиксировали очень заметные изменения, происходящие в напряжении организма, так же как зафиксировали изменения электрического сопротивления и у терапевта, и у пациента, в тот момент, когда энергия передавалась терапевтом и принималась пациентом. Мы соберем все больше и больше документально зафиксированных фактов, которые имеют отношение к феномену «передачи энергии». Когда у нас накопится достаточное количество таких фактов, мы представим их на рассмотрение научного общества. Безумием было бы представлять нашу концепцию и подтверждающие ее данные слишком рано, до того момента, когда будет создана и зафиксирована солидная база результатов исследований.

Возвратимся к телесно-эмоциональному освобождению. Мы находим, что в момент, когда терапевт проявляет дружелюбие и доверительное отношение к заболевшему, это подбадривает пациента на подсознательном уровне. Когда мы дополняем свою сопровождающую позицию изменением физической энергии, тело пациента в течение нескольких минут самостоятельно принимает положение, которое ему нужно. Будучи врачом, и даже не предлагаю пациенту, как он может изменить положение тела. Выбирает, что ему делать во время лечебного сеанса, сам пациент. Я же пытаюсь дать почувствовать ему или ей, что поддерживаю мудрость его/ее выбора и буду содействовать или помогать всеми способами, которые только знаю.

Как только начинается телесно-эмоциональное освобождение, активность краниосакральной системы сокращается, как это происходит и во время сеанса высвобождения энергетической кисты. Но процесс телесно-эмоционального освобождения более глобален. Положение тела способствует полному освобождению от накопленных негативных эмоций.

Это освобождение, кажется, идет из тканей организма. Она часто реализуется через нервную систему, голосовые связки и т.д. Человек может плакать, трястись, кричать, потеть, смеяться – происходит почти все, что можно себе представить. Все зависит от того, с какой проблемой пациент подсознательно решил распрощаться во время данного сеанса.

Я сильно подозреваю, что какая-то внутренняя мудрость пациента берет на рассмотрение его наблюдение об искусстве терапевта. Благодаря этому сеанс устраивается таким образом, чтобы удовлетворить нужды пациента, а терапевту дать возможность наилучшим образом проявить свои способности и доказать, насколько он профессионален. Я прочувствовал все эти внутренние побуждения пациентов во время почти каждого такого сеанса, а за годы своей профессиональной деятельности провел тысячи таких сеансов.

Телесно-эмоциональное освобождение, когда оно ходит успешно, способно неузнаваемо изменять жизнь людей. Прежде всего дает им шанс объективно взглянуть на то, как они живут, и увидеть, как изменить свою жизнь к лучшему Позволяет им вспомнить негативный опыт, травмы, несчастные случаи и все подобное, хранившееся в подсознании в течение многих лет. Как только эти подавленные воспоминания проникают на поверхность сознания, – с ними можно работать и разрешить все проблемы. Когда же проблема так и остается подавленной, она может стать причиной большой беды, но вы даже не будете знать, отчего появились те или иные грозные симптомы.

В качестве примера воздействия телесно-эмоционального освобождения я расскажу вам случай, произошедший более десяти лет назад. Особенно неприятным было то, что пациент оказался психиатром. Из аудитории, состоявшей из двухсот медиков-практиков. Он вызвался добровольцем, чтобы помочь мне продемонстрировать технику, используемую для стимуляции телесно-эмоционального освобождения. Я начал работать над этим, а то время как он стоял рядом с лечебным столом перед большой аудиторией. Я положил руки на его бедра, встав перед ним на одно колено. Этот способ мы используем, чтобы начать процесс стимуляции телесно-эмоционального освобождения. Почти сразу же он начал падать на правую сторону. Я опустил его на пол, поддерживая всем телом. Он начал кричать и очень громко ругаться. Этот процесс продолжался, я поддерживал контакт с его около двадцати пяти минут. Его тело дергалось и шлёпалось, словно это была рыба, вытащенная из воды. Он не делал никаких попыток освободить свою левую руку из моей. Процесс продолжался, его голос становился все выше, а крики и ругательства становились все более и более детскими. В конце концов он начал плакать, как ребенок, приняв позу эмбриона на полу. Я продолжал держать его левую кисть и запястье. Проплакав по-детски около пяти минут, он внезапно полностью расслабился. Он вернулся в действительность. Он огляделся вокруг, увидел своих друзей и коллег, которые стали свидетелями этой демонстрации. Казалось, он пребывает в замешательстве.

Я спросил его, не хочет ли он прилечь на лечебный стол, чтобы я мог закончить сеанс более гармонично, используя методы краниосакральной терапии. Он согласился. Работая с его головой, я спросил, знает ли он, что случилось. Он вспомнил и поделился с собравшимися (нас было более двухсот человек) фактом, что он в течение десяти лет был пациентом психотерапевта. Сам он работал практикующим психиатром более тринадцати лет. Но в психотерапевтическом деле топтался на месте около трех лет. Когда процесс доходил до определенной точки, он всегда испытывал гнев на своего отца. До сегодняшнего дня он так и не смог определить, где кроется причина гнева на отца. Во время демонстрационного сеанса он вновь пережил то время, когда ему было около года роду. Его семья жила в Вашингтоне, а отец работал федеральном правительстве. Он вспомнил себя в детской коляске: отец повез его на прогулку в приятное воскресное утро. Малыш чувствовал, как солнце пригревает сверху, и лежал в своей коляске совершенно счастливый. Весь мир был прекрасен, отец был рядом, и он был центром его внимания

Во время прогулки отец встретил своего знакомого, остановился поговорить с ним. Разговор между отцом и его знакомым затягивался. Годовалый ребенок, которому предстояло в будущем стать психиатром, больше не был центром внимания отца. Он вдруг почувствовал, что им пренебрегают. Ведь это было его время общения с отцом – и вдруг кто-то забирал его! То, что кто-то сумел завладеть вниманием так легко и просто, было очень болезненно для маленького ребенка. Тогда он начал гукать, как любой ребенок. Но папа не отреагировал: он был поглощен разговором. Ребенок почувствовал полное крушение, так как отец продолжал разговаривать, не обращая внимания на детские всхлипывания. Из-за отсутствия внимания он разгневался и начал кричать громко и сердито. Отец наклонился к коляске, схватил ребенка за левое запястье и сказал: «Если ты заткнешься, я сломаю твою чертову руку!» Не очень дипломатичный ход, но такие вещи случаются...

Теперь, когда все закончилось, наш доброволец смог прекрасно осознать, как его отец был увлечен важным разговором. Он также прекрасно понимал, как отцу хотелось завершить беседу, а ребенок кричал все громче и громче. В результате отец потерял терпение, схватил сына за левую руку и пригрозил сломать ее, если он не успокоится. Рассматривая этот эпизод, психиатр прекрасно понимал, что угроза отца сломать руку, если малыш не замолчит, вовсе не казалась такой уж ужасной. Пациент прекрасно знал, что его отец никогда ни физически, ни эмоционально не хотел его оскорбить. Поэтому психиатр решил, что его отец просто утратил контроль над собой, потеряв терпение. Конечно, слова и действия отца для годовалого ребенка были неслыханной грубостью, но отец не был совершенством, хотя ему не были свойственны приступы ярости. Он был обыкновенным смертным со всеми присущими слабостями. Психиатр теперь понял, из-за чего все произошло.

Память об этом случае хранилась глубоко в подсознании, но осталась в левом запястье. Во время моего контакта с его запястьем воспоминание об этом инциденте освободилось.

Пациент теперь мог увидеть исток, когда зародилось чувство гнева на отца, продолжавшееся годы. По моему мнению, годы психотерапии идентифицировали чувство гнева как постоянно присутствующее. Психотерапия также вскрыла тот факт, что фокус гнева у взрослого человека сконцентрирован на отце. Но спустя годы работы причина гнева до сих пор была неизвестна. Неизвестность сохранялась вплоть до 40–50-минутного сеанса телесно-эмоционального освобождения, когда был определен и разрешен остаток проблемы – перед аудиторией, состоявшей из двухсот коллег.

Спустя три месяца я получил благодарственное письмо от этого человека. Он писал, что его чувства к отцу значительно изменились в лучшую сторону.

Еще одна иллюстрация воздействия телесно-эмоционального освобождения происходила в 1979 году в Париже. Я читал лекцию в аудитории французских физиотерапевтов, очень дружелюбно и скептически настроенных, которых было больше трехсот. После того как я прочитал часть своей лекции, меня попросили продемонстрировать, как процесс телесно-эмоционального освобождения работает на практике. Я согласился, хотя в тот момент это не входило в мои планы.

Мускулистый француз средних лет, по виду явный «мачо», промаршировал по залу и встал перед аудиторией. Стало понятно, что придется демонстрировать на нем. Мой переводчик, который был моим другом, предупредил, что этот человек – непримиримый лидер очень скептически настроенной фракции в аудитории, утверждающий, что все это «чушь собачья». Я оказался в трудной ситуации: в моей лекции речь шла о концепциях, в которых можно легко запутаться; у меня была аудитория, ворчавшая в ответ на каждое мое слово... Да и как демонстрировать практическое применение процесса телесно-эмоционального освобождения на этом большом сильном парне, который открыто хвастался тем, что докажет мне, что с ним ничего не может произойти?

Это была утренняя теоретическая лекция, поэтому у меня не было лечебного стола, так как я не намеревался ничего демонстрировать. Парень вышел вперед. Мы сказали друг другу «bon jour», что составляло примерно половину моего запаса французского языка. Он смотрел на меня пренебрежительно, сверлил взглядом в полной уверенности, что никому даже во сне присниться не может, что это телесно-эмоциональное освобождение хоть как-то на него подействуем. Я положил руки на переднюю сторону его таза (для специалистов – я держал его подвздошные отростки и передние верхние подвздошные ости) и опустился на одно колено, как будто проверял глазами уровень таза. Про себя я кратко помолился за успех, внутренне укрепляя в себе веру в действенность процесса телесно-эмоционального освобождения. Я направил в него энергию. Это был тот вид энергии, которая прилагается во всех случаях. Мне трудно вспомнить, сколько времени прошло, потому что в такой ситуации каждая минута кажется часом. Но мне показалось, что прошло не более тридцати секунд до того момента, как этот вызывающе настроенный француз упал вперед, на мое правое плечо, как будто для того, чтобы я его куда-нибудь отнес. Я послушался своей интуиции, подсказавшей, что требовалось его телу в данный момент. Я осторожно опустил его на пол перед аудиторией. Как только он соскользнул на пол, тотчас принял позу эмбриона. Его колени были поджаты к груди, а большой палец находился во рту. Он жалобно плакал и всхлипывал, словно очень несчастный ребенок, чувствующий, что его сердце разрывается на части. Я позволил ему поплакать, сколько ему хотелось. Казалось, он осознавал присутствие аудитории, понимал, что его коллеги смотрят на него, но, как это обычно происходит во время сеансов телесно-эмоционального освобождения, не обращал на это внимания. Его хвастливая гордость «мачо», должно быть, утратила в это время свою важность.

После четверти часа жалобного всхлипывания и плача на полу он довольно резко остановился. Его тело расслабилось. Он осознал мое присутствие и обратился к переводчику по-французски. Суть того, что он рассказал, сводилась к тому, что он вспомнил чувство, словно мать его покинула, когда он был младенцем. У него был старший брат, который стал серьезно травмировался, упав с велосипеда. И мать перенесла внимание с него, малыша, на его брата, который стал инвалидом. Теперь, когда он все понял и вспомнил, смог простить мать и перестать вечно жалеть себя самого. Я больше никогда не видел этого человека, но подозреваю, что с того момента, когда он испытал на себе процесс телесно-эмоционального освобождения, он перестал быть таким грозным «мачо», как раньше. Его чрезмерная гордость и жесткость породилась из чувств покинутого и разлюбленного ребенка. Разумеется, для младенца невозможно было понять внезапное прекращение любви и внимания со стороны матери. Ребенку пришлось, как-то защищаться от дальнейшей эмоциональной травмы, а многие из нас защищаются именно жесткостью и с грубостью...

Тот демонстрационный сеанс еще больше укрепил мою веру в процесс телесно-эмоционального освобождения. А с той особой презентации во Франции меня стали принимать и воспринимать как преподавателя гораздо более тепло и дружелюбно. Этот «мачо»-француз был очень влиятельным физиотерапевтом, известным в медицинском мире.

Что заставило этих двух выдающихся медиков-профессионалов пойти на малоизвестную психотерапевтическою процедуру, рискуя оскандалиться перед сотнями коллег? Я не знаю. Но могу сказать, что это повторялось потом снова и снова. Я делаю три или четыре демонстрации во время каждого семинара по телесно-эмоциональному освобождению. На каждом семинаре присутствует от сорока до пятидесяти учащихся, и таких семинаров я провожу в год около сорока в течение последних пяти лет, а в течение предыдущих пяти лет я проводил их по пять штук в год. Поэтому я могу предположить, что провел по меньшей мере семьдесят пять семинаров, проведя не менее 225 демонстраций перед аудиторией из сорока-пятидесяти слушателей. Кроме того, проводилось еще около пятидесяти демонстраций в больших лекционных залах, в основном за границей.

Возможно, я себе противоречу, но за это время не могу вспомнить ни одной демонстрации, на которой ничего не произошло, вспоминается лишь несколько, которые можно было провести лучше. Вспомните, что, начиная процесс, ни я, ни пациент, согласившийся быть демонстратором, не имеем ни малейшего представления о том, что может произойти. Я действительно доверяю процессу телесно- эмоционального освобождения и по веским причинам.

Думаю, происходит вот что: все мы живем, имея внутри себя некого «цензора», который заботливо хранит многие наши опыты и воспоминания, не перегружая наше сознание. Намерения этого «цензора» вполне понятные – он защищает нас от негативных воздействий. Но со временем нам приходится платить высокую цену за эту нашу защищенность. Цена эта может выражаться в боли, потери трудоспособности, ощущениях несчастья, чувстве постоянного гнева, заниженной самооценке и т. д.

«Цензор» считает, что это вполне нормально – платить такую цену за то, чтобы дурные воспоминания и негативный опыт были похоронены в нашей памяти. Но у нас существует и другая сторона, которую я условно назову «эксперт эффективности». Этот «эксперт» мечтает о том, насколько изменилась бы наша жизнь, если бы все эти скрытые воспоминания были вытащены на поверхность, рассмотрены и оценены. Телесно-эмоциональное освобождение обследует тело пациента, чтобы помочь «эксперту эффективности», желающему избавить пациента от проблем, хранящихся в его подсознании, в памяти тканей, от энергетической кисты, проявляющейся в воспоминаниях и эмоциях. Когда терапевт находится «на одной линии» с «экспертом эффективности», то «цензор" ослабляет свою «хватку» и мы получаем положительный лечебный эффект. Думаю, мы можем утверждать, что энергия, желание и намерение терапевтов помогает той части пациента, которая хочет решить все проблемы глобально, а не растягивать излечение на долгие годы.

Я описал вам пару достаточно неординарных процессов телесно-эмоционального освобождения. Теперь мне хотелось бы рассказать, как этот процесс работает ежедневно, когда пациент приходит в клинику и остается один на одни с терапевтом.

...Я вспоминаю молодую леди, которая была направлена к нам довольно преуспевающим психиатром, так как он не смог ей помочь. Это была теннисистка высокого класса, у которой развился «теннисный локоть» (лучеплечевой бурсит). Ей пришлось прервать выступления в соревнованиях, потому что с болью в локте она не могла играть. Доктор, который прислал ее, использовал все виды лечения, которые могли достичь множительные результаты. Но его лечение дало лишь некоторое облегчение, а боль в локте все еще не позволяла спортсменке вернуться к спорту, который она любила. (Может, не любила. Посмотрим.)

Во время первого приема (она оставалась у нас в течение недели и посетила меня четыре раза) я понял, что есть некая связь между ее правым локтем и тазом. Я высказал ей это предположение. Она сразу же стала защищаться, отрицать, что могут быть проблемы в области таза. Я не стал спорить с ней вслух, потому что развитие противостояния между пациентом и терапевтом терапевтически непродуктивно и используется только в тех случаях, когда необходимо помочь пациенту выплеснуть гнев или что-то подобное. Я не хотел становится ее противником, поэтому позволил ей трактовать мое молчание как согласие с тем, что таз, вероятно, не имеет отношения к «теннисному локтю».

На следующий день я попросил пациентку встать ко мне спиной, сказав, что хочу проверить длину ее ног. Она согласилась, но только после того, как я пояснил, что работаю не только с локтем, но и со всем организмом. Это позволило расслабиться ее внутренней защите («цензору»). Я уверен, что ее «эксперт эффективности» знал, что появилась наконец возможность вытащить на поверхность подавленную проблему и, возможно, решить ее. Я всегда пытаюсь дать знать «эксперту эффективности», что я – друг пациенту, показывая это при помощи прикосновений и невербального контакта.

Когда я положил руки на заднюю часть таза пациентки и низ спины, я почувствовал, как она наклоняется вперед. Я не подталкивал ее, только прикасался. Я чувствовал, как ее естественный защитный механизм сопротивляется падению лицом вниз. Поэтому я попросил ее нагнуться, что она и сделала. Ее телу, казалось, понравилось находиться в состоянии наклона. Я попросил ее положить ладони на пол, чтобы она упиралась в пол четырьмя конечностями. Ее телу эта идея и ее краниосакральная система прекратила свою пульсацию.

Она не возобновлялась, пока пациентка стояла на четвереньках. У меня появилось сильное интуитивное желание положить правую руку на кость с правой стороны таза. (Эта кость, на которой мы сидим, называется «седалищная».) Как только я прикоснулся к этой кости, пациентка стала плакать, а затем легла лицом вниз на пол. Я поддерживал контакт с правой седалищной костью. Пациентка плакала долго, около пятнадцати-двадцати минут. В конце концов, ее тело расслабилось, и краниосакральная система возобновила свои ритмические движения. Она улыбнулась сквозь слезы, посмотрев на меня через плечо, и спросила, можно ли ей встать.

Я попросил ее лечь на лечебный стол и провел несколько осторожных и мягких приемов краниосакральной терапии, чтобы поддержать ее доверие ко мне. Потом я сказал, что если ей хочется о чем-либо мне рассказать, то я готов выслушать.

Ее история выглядела так.

...За три года до того момента, когда «теннисный локоть» вывел ее из игры, она принимала участие в национальном турнире. Она выиграла соревнование, но ее тренер считал, что она играла недостаточно хорошо. На теннисном корте между ними произошла ссора: он яростно ругал и обзывал ее – это происходило поздно ночью, когда никого вокруг не было. Она вспомнила (или ей казалось, что вспомнила), что действительно слышала его слова. Она повернулась и пошла прочь от него к воротам корта. Он подошел сзади и толкнул ее в спину так сильно, что она упала на четвереньки, а потом пнул ботинком в правую ягодицу с такой силой, что в результате образовалась трещина в кости.

Врач интерпретировал трещину как результат излишнего напряжения при тренировках. На год она прекратила интен­сивные тренировки и не участвовала в соревнованиях. Но тренер настаивал, чтобы она вернулась к регулярным трени­ровкам в полном объеме и участвовала в главных турнирах. Поэтому в качестве защитной реакции организма и начал развиваться «теннисный локоть», а ей становилось все хуже и хуже. До того памятного дня она честно думала, что проблема с локтем – обоснованная и существующая отдельно от других проблем. Теперь она точно знала, что заболевание возникло, чтобы помешать ее возвращению в большой спорт. Она не хотела оказаться опять в той же самой ситуации – когда тренер пришел в ярость, кричал, обзывал и бил ее ногами. Она не могла это вынести. Тренером был ее отец, который пытался реализоваться через нее, так как сам никогда не был чемпионом. Его радости, его крушение – все было снизано с дочерью. С этого дня, после окончания сеанса, она решила жить собственной жизнью, а не жизнью своего отца.

Меньше чем за час, используя процесс телесно-эмоционального освобождения, пациентка достигла полного осозна­ния и успокоения. Она бросила теннис. Она обнаружила, что на самом деле не любила его вообще. Это ее отец хотел стать чемпионом, а не она. На следующих двух сеансах мы высвободили еще много остаточной памяти тканей и энерге­тической кисты. Мы много говорили о том, что нужно прожить собственную жизнь и утверждать свою независимость от отца. Мы много говорили о его проблемах; в ней развилось чувство понимания и сострадания. Добрые чувства к отцу начали заменять гнев и негодование, которые всплыли на поверхность во время нашей работы. В целом это был великолепный опыт саморелаксации и терапии – и для нее, и для меня. Ее «эксперт эффективности» должен был быть исключительно счастлив, потому что все это произошло за четыре сеанса по сорок пять минут каждый.

Еще один чудесный случай эффективности процесса телесно-эмоционального освобождения мне довелось наблю­дать у молодой женщины, которая перенесла ужасную автока­тастрофу. Она не стала настоящим инвалидом, но в течение восьми месяцев после аварии, в которой она сломала три ребра, таз, получила скользящий удар шеи, страдала от постоянных болей Все переломы вылечили, но остались постоянные ежедневные головные боли, которые проходили лишь после того, как она хорошенько выпивала вечером.

Головные боли обычно возникали днем, когда она занималась домашним хозяйством и делами во дворе. Ее шея болела все время, так же как и низ спины, и грудная клетка. Когда произошла авария, машину вел ее старший брат. Пациентка никогда не была замужем, никогда не беременела и не делала секрета из того, что всегда имела любовников. Она почти хвасталась этим.

Я видел эту молодую леди несколько раз и усердно пытался связать последствия травмы костей, мышц и связок с ее сильными постоянными болями в спине и шее и еже­дневными периодическими головными болями. Я нашел кое-что, мы это исправили, но пришло лишь некоторое облегче­ние – не более того. Я очистил от различных ограничений ее краниосакральную систему. Это хорошо помогло от боли в шее и несколько ослабило головные боли, но боль в спине продолжалась, не переставая. Несколько раз я пытался запустить процесс телесно-эмоционального освобождения, когда пациентка сидела, но безуспешно. Она просто сидела, не шевелясь, и говорила о том, как ей больно. Я убеждал себя довериться процессу лечения – и так неделя за неделей (она приходила раз в неделю). С тех пор я считаю, что в подобных случаях гораздо эффективней наблюдать пациента в течение нескольких дней подряд. Мне кажется, что возрас­тающая частота лечебных сеансов стимулирует процесс реорганизации защитной системы.

Во время всех десяти сеансов она сидела на лечебном столе спиной ко мне. Я держал одну руку на болезненном участке спины, а другую клал ей на голову. Осторожно, лег­кими движениями, обследовал ее позвоночник, в то же время мысленно умоляя ее организм отреагировать запуском процесса телесно-эмоционального освобождения. Мое желание наконец исполнилось. Неожиданно ее спина стала сильно давить на мою руку. Обычно ответ на такой вид давления со стороны тела пациента – сопротивление руки, равное давлению тела. Так я и сделал. Чем сильнее она давила, тем больше я усиливал сопротивление, чтобы она не могла откинуться назад. Постепенно моя кисть сложилась в кулак. Теперь пациентка давила на мой кулак. Потом она закричала и принялась проклинать кого-то, кем я в тот момент ей представлялся. Она велела тому человеку не совать нос в ее дела и назвала его обидным прозвищем. Я продолжал поддерживать происходивший процесс, не говоря ни слова. Наконец она рванулась вперед и выкрикнула: «Черт побери!» Я спросил ее, что происходит.

Она вспомнила, что когда ей было тринадцать лет, она вернулась домой позже, чем велела мать. Ее мать-алкоголичка заперла все двери, так что девочке пришлось остаться ночью па улице. Она проехала на велосипеде милю и повстречалась с мужчиной двадцати с лишним лет, который заговорил с ней. Он пригласил ее к себе в квартиру, и там произошел ее первый сексуальный опыт. Она пошла на это, чтобы доказать неповиновение матери. Несколько дней спустя, оставшись наедине со своим братом, она рассказала ему, что с ней слу­чилось. Брат вдруг страшно рассердился, они поссорились. Он ударил её кулаком как раз в середину спины, в то место, которым она толкала мой кулак во время лечебного сеанса. Присутствие моего кулака и сопротивление, что я оказывал, помогло синхронно освободить энергию удара и энергию травмы, которая произошла во время аварии, когда были сломаны ребра.

Я уверен, что если бы брат давным-давно не ударил девочку кулаком, ей, вероятно, удалось бы вылечить ребра и другие травмы без последствий. Но мне показалось, что от чего-то еще необходимо было освободить ее ткани. Во время расслабления память о том, как брат ударил ее и как орга­низм на это откликнулся, вернулась к ней мощным потоком. Дальше пришло осознание, что для того, чтобы показать брату, что он ей не начальник, она стала заниматься сексом с бесконечным числом мужчин. Эти мужчины всегда были старше ее примерно на десять лет. Обстоятельство, что именно брат вел машину, когда произошла авария, дало ее подсозна­нию возможность связать негативные (но отрицаемые) чувства к брату – с несчастным случаем. Затем ее организм подсознательно использовал эту возможность, чтобы продолжить эти боли до тех пор, пока не произойдет нечто, позволившее девушке увидеть, что она использует свою сексуальность, чтобы бросить вызов брату, а не для удовлетворения собствен­ных потребностей в сексе и в любовных утехах.

Благодаря этому лечебному сеансу и процессу телесно-эмоционального освобождения вся ее жизнь переменилась. Через месяц боли сократились до минимума. Провели допол­нительное расслабление краниосакральной системы па­циентки, чтобы на физическом уровне удалить остаточные эффекты травмы, и только после этого она стала чувствовать себя очень хорошо. Теперь должно быть совершенно ясно, что краниосак­ральная терапия имеет прямое отношение к работе с памятью тканей, чтобы обнаружить и освободить энергетическую кисту, к процессу телесно-эмоционального освобождения. Следующая связь этой исследованной нами терапевтической методики – связь с терапевтическим воображением и диалогом терапевта с пациентом. Думаю, вы легко заметите, каким ценным вспомогательным средством станет эта терапевти­ческая методика, насколько удачно она дополнит краниосак­ральную терапию, телесно-эмоциональное освобождение и все остальное. Но сначала я хочу сказать несколько слов об использовании «направленной энергии» и о силе осязания вместе с внутренним настроем пациента и врача.

Следующая статья: Использование лечебной энергии