Проказа в 19 веке

Сведения о распространении проказы в России в первой половине XIX века очень скудны.

Даже в районах, где болезнь издавна встречалась, — в Прибалтике, в бассейне Дона и низовьях Волги, на Северном Кавказе — она редко привлекала к себе внимание врачей, и только по отрывочным данным, собранным более поздними исследователями, можно судить о распространении болезни в то время.

Наиболее полные данные сохранились о землях донских казаков, где, как уже говорилось выше, проказа встречалась в XVIII веке. Ее называли «крымской болезнью» или просто «крымкой».

Плахов, изучавший проказу на Дону, привел рапорт, датированный 1795 г..

В этом рапорте сообщалось, что «...войсковой Васильевский дом вследствие увеличения в нем больных, одержимых крымской болезнью, сделался тесен, и от давнего построения пришел в ветхость, разрешили бы выстроить новый, более просторный дом, с разделением его на два отделения: мужское и женское».

Г. Н. Минх по этому поводу справедливо заметил, что для того, чтобы здание пришло в ветхость, требуется не менее 50 лет. Следовательно, проказа существовала на Дону еще раньше и была настолько распространенной, что даже заставила войсковую администрацию принимать некоторые меры против ее распространения.

В положении об управлении Донского войска 1835 г. был специальный раздел под названием: «Больница для одержимых проказою». В нем, между прочим, указывалось, что больница эта учреждена не только для того, чтобы «...доставлять сим несчастным возможное облегчение, но чтобы других от того предохранить по причине скорой прилипчивости оной болезни, даже через одно прикосновение больного к здоровому человеку».

Заболевшие проказой подлежали немедленной изоляции «без малейшего промедления», а за укрывательство их назначался значительный для того времени штраф в 5 рублей.

В 1849 г. расположение больницы для больных проказой около Старо-Черкасской станицы было признано неудобным и ее перевели под Аксайскую станицу, присвоив ей название «Кутейниковой». Судя по отчетам Донского приказа общественного призрения, в середине XIX века максимальное число больных в больнице составляло 23 человека в год.

Возможно, что с распространением проказы на Дону связано появление ее и в Астраханской и Оренбургской губерниях. В Астраханской губернии проказу называли «крымской болезнью», а в Оренбургской — «черной немочью», но, по данным Палласа, это была одна и та же болезнь.

В 20 — 30-х годах XIX века болезнь встречалась уже во многих казачьих станицах Астраханского войска. Население сознавало опасность заражения проказой и принимало некоторые меры по изоляции больных.

В этом отношении интересен приведенный Минхом документ, датированный 1827 г., с просьбой поместить в больницу Приказа общественного презрения заболевших проказой жен двух казаков, «ибо они могут заразить не только семью, но и других». Однако, рассмотрев присланный рапорт, астраханская Врачебная управа отказала признать целесообразность изоляции заболевших. В своем весьма пространном ответе она, между прочим, писала, что в Астраханской губернии, как и в самой Астрахани, можно отыскать «...значительное количество людей, одержимых проказой», но так как таких больных очень много и для них нужна была бы большая больница, каковой в Астрахани не имеется, то «таковых больных с лучшею удобностью оставить можно на попечение родственников, если оные не откажутся оных держать у себя, и сие удобство потому более, что оная болезнь не прилипчивая...». «Однако же, — оговаривалась управа далее, — для успокоения народного предубеждения она находит нужным, чтобы оные больные, кои по самой наружности своей производят отвращение, были отделены от сообщения со здоровыми».

Затем последовала длительная переписка, из которой следует, что администрация казачьего войска не соглашалась с врачебной управой и добивалась изоляции больных, так как без этого «...сия пагубная болезнь может распространяться более и более». Но управа упорствовала. Было исписано много бумаги и приведено много красноречивых доводов, но они не смогли повлиять на укоренившиеся у казаков убеждения в заразительности болезни и, не получив просимого разрешения на помещение заболевших в больницу, они устроили в 1827 г. отдельные помещения для больных проказой.

В 1850 г подобный же дом был устроен для 4 больных проказой около Ветлянской станицы.

Интересные сведения сохранились также о существовании проказы на Северном Кавказе. Исследуя распространение проказы в Терской области, Г. Н. Минх отметил, что болезнь проявилась там главным образом среди пришлого населения, у коренных же жителей она почти отсутствовала.

«Я не хочу сказать, — указывал этот известный исследователь, — чтобы между последними не попадались отдельные случаи заболеваний, хотя я таковых не видал. Указывая на это отсутствие, я имел в виду то, что ни в литературе, ни путем личных справок, я не мог найти даже отдельных указаний на существование у туземцев гнезд проказы, которые могли бы дать повод заподозрить ее давность и, следовательно, дать право искать в туземном населении источник развития проказы в наших станицах».

Предполагают, что проказа в Терской области появилась с момента заселения Моздокской линии. По крайней мере, еще в 1771 — 1773 гг. Гюльденштадт, описывая горячие ключи между Тереком и Сунджею, упомянул, что он наблюдал результаты лечения их водами 40 больных разными болезнями, в том числе и одного, страдающего проказой.

Также как и в других местах, жители сами принимали некоторые меры по изоляции больных. Для больного проказой где-нибудь в лесу строили домик, пищу приносили родственники, но, боясь заразы, клали се в некотором отдалении от жилища больного.

В 40-х годах на проказу обратил внимание штаб-лекарь Чистяков. Он донес старшему доктору войск Кавказской линии, а тот просил в 1844 г. командующего войсками отправить 7 больных проказой на Старо-Юртские минеральные воды и организовать для них отдельный госпиталь. Просьба, очевидно, была удовлетворена, так как при полковом лазарете близ станицы Наур в 1850 г. была открыта лечебница на 15 человек. Средств на Наурскую лечебницу отпускалось мало, и больные, чтобы прокормиться, вынуждены были собирать милостыню. Поэтому больные шли в больницу весьма неохотно: в 1862 г. поступило 2 больных, а в 1863 г. — всего один, хотя в станицах больных проказой было значительно больше.

Тем не менее Г. Н. Минх считал эту лечебницу все-таки положительным явлением и указывал: «...чтобы сделать оценку условий жизни больных в лечебнице более справедливо, нужно вспомнить о прежде существовавших приютах, одиночно стоявших в лесу или скитах в виде землянок, сравниваемых с свиными хлевами».

В 1827 г в Медицинский департамент Министерства внутренних поступило первое донесение о случаях проказы в Якутской области.

Заведовавший Вилюйской больницей врач сообщал, что там находятся 11 больных какой-то болезнью, весьма сходной с проказой. В 1832 г. этих больных обследовал другой врач и тоже нашел, что эта накожная болезнь похожа на проказу. В 1836 г. инспектор Врачебной управы видел в Вилюйской больнице 10 больных проказой.

В 1835 г. Якутский губернатор доносил в Иркутск, что дом, в котором размещена Вилюйская больница для больных проказой, пришел в ветхость и совершенно не пригоден для размещения в нем больных. Началась длительная бюрократическая переписка, в результате которой в 1840 г. были составлены план и смета для постройки новой больницы.

Для принятия решения потребовалось 20 лет. Только в 1864 и 1865 гг. были построены 4 больницы — в Олекамске, Верхоянске и Вилюйске.

Больше сведений о распространении проказы в первой половине XIX века в России нет. Но это едва ли может свидетельствовать о ее отсутствии, скорее всего ее часто смешивали с другими болезнями, в том числе с сифилисом.

В медицинской литературе XIX века наблюдается интересный метаморфоз во взглядах на заразительность проказы.

Как известно, в середине века, когда проказа приняла повальное распространение в Европе, никто и не сомневался в ее заразительности. Был издан ряд строгих законов, по которым больные проказой изгонялись из общества и считались по существу умершими. Закон запрещал им входить в церковь, посещать базары, площади и вообще места, где собирается народ, мыть руки в родниках и ручьях. Они не смели прикасаться к вещам, которые хотели купить, а указывали на них палкой, и при разговоре должны были вставать против ветра и говорить не иначе как закрыв рот плащом.

Уже в V — VII веках во многих западноевропейских странах появились лепрозории, куда помещали больных проказой. Выходить из лепрозория больной мог только с особого разрешения, получая при этом специальную одежду. Во Франции это была особого фасона шляпа и серый плащ, с левой стороны которого нашивалось подобие гусиной лапки из красного сукна, в руки же давалась трещотка и колокольчик, которыми больной оповещал о своем приближении.

В результате строгой изоляции больных проказа стала постепенно исчезать, а лепразории закрываться. В XVIII и начале XIX века о проказе уже почти ничего не было слышно. По крайней мере в середине XIX века, для того чтобы познакомиться с проказой, Гебра и Вирхов ездили в Норвегию, где в это время были уже выявлены большие очаги болезни.

Вместе с исчезновением болезни постепенно стирался и накопленный веками опыт борьбы с ней. Более того, среди врачей стал упорно дискутироваться вопрос, заразительна ли проказа. Нужно сказать, что над этим вопросом ломали голову только представители научной медицины, народ же тех стран, где проказа гнездилась, давно не сомневался в ее заразительности и принимал меры по изоляции больных. Однако большинство представителей официальной медицины считали это совершенно излишним.

Под влиянием таких взглядов стали закрываться больницы для больных проказой на Дону и в Терской области. В 1864 г. инспектор Врачебной управы Донской области, ссылаясь на медицинские авторитеты, а также на свои личные наблюдения и мнение 14 врачей, служивших в военных госпиталях области, ходатайствовал о закрытии Кутейниковской больницы, и больница для больных проказой на Дону была закрыта. Вскоре после этого той же участи подверглась и Наурская лечебница в Терской области. Инициатором ее закрытия был лекарь Козловский, командированный в Терскую область для «исследования проказы».

Известно, что в 1859 г. Р. Вирхов обратился ко всем врачам с призывом сообщать о проказе и ее распространении, в ответ на что в результате этой поездки появилось довольно обстоятельное сочинение, в котором автор утверждал, что проказа не заразительна, а передастся по наследству. В доказательство не заразительности болезни Козловский приводил примеры, когда супружеское сожительство с больным проказой не вызывает заражения, а также ссылался на отсутствие заражения прислуги в течение 15-летнего существования Наурской лечебницы и, наконец, указывал на то обстоятельство, что сам автор не заразился, хотя осматривал больных и вскрывал трупы умерших. Правда, Козловский высказывает предположение, что, может быть, проказа может передаваться, как сифилис, при оспопрививании и с молоком матери, но эти предположения, по его мнению, могут быть приняты только с большой осторожностью. Автор полагал, что главной мерой против проказы является запрещение браков больных проказой со здоровыми. Он считал, что больница в Терской области не нужна.

Результатом такой точки зрения, очевидно, вполне разделявшейся высшим медицинским начальством, было закрытие Наурской лечебницы в 1872 г. Больные были распущены по домам, а борьба с проказой всецело предоставлена самому населению.

Что же касается больниц для больных проказой в Якутии, то при существовавших тогда порядках в медицинском управлении они довольно быстро пришли в полное запустение.

Расправившись таким образом с учреждениями для лечения больных проказой, медицинская администрация в России в течение нескольких десятилетий пребывала в счастливой уверенности, что проказа в стране отсутствует.

Однако когда во второй половине XIX века в мировой литературе стали в связи с работами Вирхова и его школы появляться сообщения о случаях проказы во многих частях земного шара, отечественные врачи все чаще начали вспоминать о ней.

Интерес к проказе сильно подогревался горячими спорами по поводу ее заразительности. При решении этого вопроса исследователи делились на два лагеря: на контагионистов и антиконтагионистов.

Первый лагерь, весьма немногочисленный вначале, значительно вырос после того, как в 1872 г. Ганзен открыл возбудителя проказы. Это открытие быстро подтвердилось работами многих исследователей.

«Все исследователи находили палочку проказы, — указывал Д. Ф. Решетилло в своем обширном труде, — и мудрено ее не найти, так как нет другой такой болезни, при которой было бы такое обилие палочек не только в кожных узлах, но и во всех органах тела, как отмечено при проказе»

Антиконтагионисты долго еще не сдавались, и окончательно вопрос был решен только в 1897 г. на Берлинской конференции, посвященной проказе.

Этот спор имел, несомненно, положительное значение, так как стимулировал изучение проказы.

В 70-х годах, после более чем двухсотлетнего перерыва, снова заговорили о проказе в Прибалтике. За первыми находками, сделанными Ваксмутом, Бергманом, Валем и Дегио, больные проказой стали обнаруживаться среди населения Прибалтийских губерний вначале десятками, а затем и сотнями. Достаточно сказать, что Галлат в 1877 г. нашел в Лифляндии и на о. Эзель 217 больных, в северной Курляндии — 46 и в одной части Эстляндии — 26, т. е. всего 289 больных проказой.

Бергман с 1870 по 1890 г. в Риге обнаружил 9 больных проказой, с 1880 по 1890 г. — 91, а в последующие 6 лет — уже 122.

Очень много для изучения проказы и установления степени ее распространения в России делал выдающийся русский ученый, один из основоположников отечественной эпидемиологии Г. Н. Минх Он был крупнейшим знатоком проказы, изучавшим ее около 15 лет С этой целью Минх посетил главные очаги болезни в стране: Астраханскую губернию, Область войска донского, Северный Кавказ, Туркестан. В результате этих экспедиционных исследований перед медицинскими кругами России открылась неожиданно безрадостная картина широкого распространения болезни. Были обнаружены очаги, где число больных превосходило количество их в наиболее крупных гнездах болезни в Норвегии.

В 1880 г. Минх обнаружил в Астраханской губернии ряд селений, в которых количество больных проказой составляло более 1% жителей, а общее количество больных в губернии равнялось, по его мнению, не менее 100 человек.

В 1883 — 1884 гг Минх совершил большую поездку по Дону и Северному Кавказу, за короткий период пребывания на Дону им было обнаружено 56 больных, в Терской области осмотрено 50 больных, в Карачаевских аулах собраны данные о 89 больных, в Кубанской области зарегистрировано 17 больных.

В 1888 г О. В. Петерсон впервые сообщил о случаях проказы в Петербурге. Он собрал данные о 43 больных, диагностированных им в Петербурге за 16 — 17 лет. Наиболее подробно были обследованы 28 больных, при этом оказалось, что более 50% из них проживали в Петербургской губернии

Девяностые годы были периодом интенсивного изучения проказы в России. Кроме работ Мииха, опубликованы исследования Горбацевича, Гринфсльда, Дстио, Паптюкова и др.

В 1891 г. Пантюков напечатал первое сообщение о распространении проказы в Закавказье. Очаги проказы были обнаружены сначала по границе с Персией и Турцией в Ленкоранском, Даралагском, Нахичеванском и Карском округах, а затем и в Сванетии. Сваны считали ее несомненно заразительной и изгоняли заболевших из своих селений.

В 1901 г Гупдадзе сообщил об очаге проказы в Эриванской губернии, где случаи болезни обнаружены в 28 аулах.

В 1895 — 1898 гг проведен ряд подробных исследований о распространении проказы на юге России. Горбацевич обнаружил проказу в 17 селениях Уральского казачьего войска, а общее количество выявленных им больных составляло 40 человек. Гринфельд выявил 173 больных проказой на 380 000 человек населения обследованного им Ростовского округа Донской области, а Горшкевич обнаружил 46 больных ч 6 городах Херсонской губернии.

В 90-х годах опубликованы также данные о распространении проказы в Туркестане Минхом, посетившим в 1894 г. этот край. Проказа в Туркестане была известна с незапамятных времен. Местные жители считали ее бесспорно заразительной и исключали больных из своей среды. Одним из главных признаков болезни считалось появление светлых пятен на коже, но так как эти пятна являлись чаще признаком другого своеобразного заболевания кожи, известного под названием «песь», больных проказой часто пугали с больными песыо. Страх перед такими больными был даже больше, чем перед прокаженными, и их также удаляли из общества. Прокаженные и больные песыо жили обособленными колониями в так называемых махау-хонах, махау — проказа, хон — двор.

Число больных песыо, как правило, превосходило число прокаженных. Так, по данным Мипха, осмотревшего ряд махау-хонов Туркестанского края, больных песью было 184 человека, а больных проказой — 96. Естественно, что это только приблизительные цифры, ибо далеко не все больные попадали в махау-хоны, а находившиеся там старались укрыться от осмотров.

Назаров так описывал махау-хона: это участок земли, обнесенный глинобитным забором и застроенный убогими саклями. Обычно он помещался в удалении от населенных пунктов, но вблизи больших дорог. Основным источником существования больных были подаяния и пожертвования, но так как этого часто не хватало, то больные голодали и вынуждены были ходить по базарам, выпрашивая милостыню. Только один Ташкентский кишлак-махау в конце XIX века стал получать небольшую субсидию из средств Общества Красного Креста.

Что же касается общего количества больных проказой в Средней Азии, то его никто не знал. Неизвестно было даже общее количество махау-хонов.

Публикуются данные о случаях проказы в Сибири и в ряде центральных губерний России.

Накопившиеся в конце XIX века материалы позволили говорить о довольно широком распространении в стране проказы.

В 1889 г. в докладе, прочитанном на 61-м съезде естествоиспытателей в Кельне, О. В. Петерсен определил общее количество больных проказой в России в 817 человек, но при этом оговорился, что «...число прокаженных в России, как это доказывается всеми исследователями, гораздо значительнее». И действительно, уже в 1899 г. Петерсен на VII Пироговском съезде в Казани увеличил цифру до 1669. Как это видно из приводимой таблицы, случаи заболеваний были рассеяны по всей территории страны.

Однако эти данные, взятые из материалов Медицинского департамента, были далеко не полными. Так, по мнению Дегио, число больных проказой в Лифляндской губернии составляло не 520, а 823. Эта цифра все время увеличивалась и в 1900 г. составляла уже 862 учтенных больных. То же самое можно сказать и про Область Войска донского, где, по данным Гринфельда, было не 102, а 173 больных проказой, и про Херсонскую губернию, где было не 20, а 46 прокаженных. Если же к этому добавить и 96 больных, осмотренных в Туркестанском крае, то общий итог должен быть значительно увеличен. В отчете Медицинского департамента за 1895 и 1896 гг. количество больных проказой в России определено в 1200 человек.

Возможно, что прав М. П. Манассеин, писавший, что с большей степенью вероятности можно допустить действительное число прокаженных, если 1200 помножить на 8, т. е. 9600.

Оказавшись перед фактом довольно широкого распространения проказы, фактом, о котором даже не подозревали, медицинская общественность вынуждена была решать вопрос, что же делать, чтобы предупредить распространение болезни и как поступать с больными проказой.

Вопрос о заразительности проказы, так горячо и долго обсуждавшийся в мировой литературе, приобрел совершенно иное звучание, когда случаи проказы были обнаружены в центральных губерниях страны и даже в Петербурге. Более того, когда Петерсен опубликовал статью о случаях проказы в Петербурге, она встревожила не только и даже не столько врачей, сколько самые широкие круги населения.

Призрак грозной болезни заставил забеспокоиться и правительство. Была создана комиссия под председательством градоначальника с участием врачей и городского головы Петербурга. Но комиссия после недолгих обсуждений пришла к выводу, что, так как, по мнению большинства «наиболее компетентных» по этому вопросу специалистов, заразительность проказы весьма сомнительна, то при настоящих условиях она не представляет никакой опасности для Петербурга и «...в принятии каких-либо особых мер для охранения населения столицы от заразы надобность не встречается».

Кто же были эти наиболее компетентные лица, отрицавшие в России заразительность проказы? Прежде всего А. Г Полотебнов — основоположник отечественной научной дерматологии, профессор Военно-медицинской академии. В своих работах «Заразительна ли проказа?», «Есть ли основания считать проказу заразительной?», в докладе на V съезде русских врачей в память Н. И. Пирогова Полотебнов утверждал, что проказа является наследственным заболеванием, развивающимся под влиянием неблагоприятных местных условий.

Полотебнов пользовался огромным авторитетом, и его мнение в значительной степени давлело над взглядами врачей. Поэтому сторонникам заразительности проказы в России пришлось затратить немало усилий для обоснования необходимости изоляции больных проказой.

Убежденным же сторонником заразительности проказы был Минх. Отвечая Полотебнову, он писал: «Ждать, как предлагает критик, с мерами отделения до того времени, пока не выяснится вопрос, увеличивается ли или уменьшается количество прокаженных у нас в России, или пока определится степень заразительности и условия передачи болезни, мы со своей стороны считаем актом непозволительным ни с научной, ни сгуманной стороны, так как признаем этот акт равносильным праву экспериментировать над сотнями семейств, в которых есть прокаженные, и над лицами, приходящими с ними в соприкосновение». Точка зрения Г Н. Минха была поддержана также рядом других известных отечественных исследователей, долго изучавших проказу: К. К. Дегио, О. В. Петеосеном, Е. Валь.

В результате возникли общества по борьбе с проказой. Первые из них были организованы в 1891 г. в Лифляндии, а в 1893 г. — в Петербурге. Усилиями этих обществ созданы были лепрозории: в 1891 г. в Прибалтике (сперва в Риге, а затем в Мули, Напали, Кунде, Тарвасте, Эр-валене, Тальзене и Бауске), в декабре 1894 г — земский лепрозорий «Крутые Ручьи» в Петербургской губернии, где к началу 1901 г. содержалось уже 64 больных. В конце XIX века возникли также лепрозории в Астрахани, на Дону, в Кубанской области.

Однако по своим размерам эти учреждения далеко не могли вместить всех больных, и большинство из них оставались не изолированными, служа постоянным источником распространения болезни.

Эффективная борьба с проказой стала возможной только после установления советской власти, когда все лепрозории были взяты на государственный бюджет и превращены в хорошо оснащенные и оборудованные лечебные учреждения, был организован поименный карточный учет больных проказой и введена обязательная их изоляция.

В результате огромной организационной и научно-исследовательской работы, проделанной советскими врачами-лепрологами, стало возможно поставить уже вопрос и о полной ликвидации проказы в Советском Союзе.